забыл, что доверие, это понятие из другого мира. Что мог означать такой звонок? Ведь Козырь не лох из подворотни, понимает, что прощения не вымолит, что ответ держать придется за все грехи. Испугался что ли? Обнаружил слежку за хатой? Вполне допустимо. Но если так, тогда может исчезнуть из города в любой миг. А этого позволить нельзя. Козырь должен ответить за все. И Хичков повел свою игру:

— Сам придет, говоришь? — тон был недоверчивым, впрочем, именно таким, какого и мог ожидать Козырь. Глупо было думать, что Вадим сразу клюнет на предложение и примет его с распростертыми объятьями. — Вот и возьми Корозова! В чем дело? Что же ты удачу выпускаешь из рук? Не узнаю тебя, Козырь! Он наверняка знает, что его жена у тебя. Действуй!

— Знает, — подтвердил Козырь. — И ждет моего звонка.

— Зачем же ты хочешь сплавить ее ко мне, когда у тебя все схвачено? — спросил Вадим.

Ответ у Козыря был на языке, но он не мог его произнести вслух. Очень просто. Чтобы разом перевалить проблему на Хичкова, а самому, пока тот будет занят ею, без препон незаметно раствориться в далеких городах и весях. Но сказал он совершенно иное:

— Ты прав, Вадим, глупо отказываться от почти готового результата! Но именно так я могу доказать тебе, что с моей стороны все честно.

— Честно, говоришь? — переспросил Вадим и требовательно отчеканил. — Тогда я хочу видеть тебя!

Тут же глуховатым голосом Козырь ответил, потому что заранее предполагал, что услышит такое требование, он был готов к нему:

— Сегодня ночью, в три часа. Я сам привезу ее.

— Почему ночью? — Хичков втянул в себя воздух.

— Меньше глаз! — сказал Козырь. — Вечером я позвоню, куда подъехать. Только отдай команду своим людям, чтобы не путались под ногами!

38

Двое суток перед этим Козырь не появлялся в квартире. Двое суток девушка и Ольга оставались одни. Двое суток девушка постоянно была на взводе, часто шла в разнос. То хлестала женщину по лицу, то тыкала под ребра костистым кулаком, то обзывала, то издевалась, не давая еды, то не спешила проводить ее в туалет, то иногда выхватывала из тумбочки пистолет, подносила к виску Ольги, угрожая расправиться с нею прямо тут. На исходе вторых суток, Лизка целую ночь ворочалась в постели сбоку набок, тревожно просыпалась, прислушивалась к шумам за окном и за входной дверью, удивлялась, почему долго нет Козыря? Телефон его не отвечал ни днем, ни ночью, и это лишало ее спокойного сна. Напряжение давило. Дыхание Ольги в углу казалось громким и невыносимым. Лизка грубо покрикивала на нее. Утром была подавленной, разбитой, не выспавшейся, раздражительной. Соскочив с дивана, направилась в туалет, после туалета вернулась к Ольге, зло ударила ногой. Сильно. От удара пальцы на ноге заныли. Девушка чертыхнулась и выплеснула негодование длинной бранью, обвиняя Ольгу в том, что та появилась в этой комнате, и что неизвестно куда исчез Козырь. Лизку била мелкая дрожь.

Поднявшись на ноги, Ольга воскликнула:

— Но разве я виновата в этом?

— Ты виновата во всем! — взвизгнула девушка. — Без тебя все было по-другому! Все по-другому! Тебя надо убить! — кричала она. — Тебя надо убить!

Им явно было уже нельзя находиться в одной комнате, в одной квартире, дышать одним терпким воздухом, смотреть друг на друга, слышать друг друга. Это было противопоказано для обеих. Замкнутое пространство, где располагались они, атмосфера внутри стен определенно стала ядовитой для них. Но они вынуждены были терпеть друг друга. Казалось бы, девушке стоило собраться и выскочить на улицу, надышаться свежим духом, забыв о своей пленнице, но она не могла сделать этого. Козырь категорически запретил ей выходить из квартиры, а уж, тем более, оставлять Ольгу одну. Целый день прошел в нервном напряжении. Ужасный день. Придирки девушки, толчки и пинки измотали Ольгу. В туалет и в кухню все эти дни, пока не было Козыря, она ходила под дулом пистолета. И глаза у девушки при этом были такими пустыми, что невозможно усомниться в ее желании нажать на спусковой крючок. С пистолетом в руке она менялась, превращалась в деревянное существо. Ольгу напрягало это, и она при виде пистолета старалась не вызывать у девушки приступа бешенства. Это женщине давалось нелегко, но выбирать не приходилось. Наступил вечер. Затем медленно распласталась ночь. Пошли третьи сутки.

Лежа на диване, девушка опять не могла заснуть. Ее снова стала бить истерика. Она вскочила, в темноте заметалась по квартире, включила в комнате свет и подступила к Ольге, прищурившейся от не очень яркого света. Уставилась на нее. Смотрела враждебно, продолжительно. Короткие волосы на голове торчали в разные стороны. Плоский живот, плоская грудь и соски. В глазах — злость. И не только на Ольгу, но на все, что окружало их. На диван, на котором отмяла все бока, но так и не смогла заснуть. На мрачные стены, которые с каждым днем становились все мрачнее. На стол с посудой, стулья. На грязный в семечковой шелухе пол. На шторы на окне, которые с появление здесь Козыря перестали раздвигаться. На кислый душный воздух, пропитанный запахами пота и еще какими-то спертыми запахами, скопившимися во всех углах квартиры. На весь мир, который был где-то там, за стенами, и казался уже таким далеким, что даже не верилось, что он был на самом деле.

И вдруг, в это самое мгновение щелкнул замок входной двери и в проеме возник Козырь. Он был в теплой осенней куртке, явно с чужого плеча и явно не новой, видимо, в эти дни где-то раздобыл по случаю, или обменял на свою прежнюю, в которой уходил, и гриме, который двое суток назад накладывала девушка. У Ольги, когда она увидела его, даже мелькнула мысль, что он, очевидно, ни разу не умывался с тех пор. В руках у Козыря был белый халат. Ничего не говоря, не раздеваясь, он набросил его сверху на куртку, застегнул верхнюю пуговицу халата, чтобы тот не слетал с плеч. Не закрывая двери, прошел в комнату, ничего не говоря раздул ноздри короткого носа, брезгливо поморщился то ли от запахов, то ли от вида девушки и Ольги, то ли еще от чего. В проеме входной двери показался его подручный, неповоротливый по-медвежьи, тоже в белом халате, накинутом поверх верхней одежды. Прошел внутрь следом за Козырем. В глазах у девушки и Ольги появился один и тот же безмолвный вопрос. Они не понимали, что происходит. Быстро сняв наручники с руки