– Все же, Гаршар, порченное твое племя, – проскрежетала старуха, выразительно отодвигая от себя кубок. – Как пошла Лаатера кривой тропинкой, связавшись с лепреконом, так и завертелось все. Чистая горная порода крови нашего клана смешивается! А ты сам знаешь, что металлам с примесями – грош цена на рынке.

Гном-привратник, которого Мия называла дядюшкой Тавиром, осуждающе покосился на лепрекона и весомо добавил:

– И на рынке грош цена, и месторождение, откуда порченая руда, перестают уважать.

Так… кажется, смотрины перерастают в список претензий. Притом даже не Хину конкретно, он вторая ласточка. Интересно, мэтру клана часто припоминают его непутевую дочь? И насколько это пошатнуло авторитет?

– Вливание чистой гномьей крови еще могло бы все исправить, но ты вместо того, чтобы поставить своих девок на место, – потакаешь им! – продолжала Эрра.

– Молчи, Эрра! Вся твоя мудрость не помогла сохранить и приумножить численность Гранитных! – рявкнул в ответ Гаршар. – И сейчас ты как старая стервятница, не оставившая потомства, смотришь и завидуешь. Временами мудрость превращается в слепоту! Я смотрю, для тебя этот час почти настал.

Лельер лишь мысленно хмыкнул, оценив смелость мэтра. В гномьем народе считалось, что мудрость приходит к живому существу после определенного возраста и идет рука об руку или со старостью, или с заслугами. Самые древние сидели за одним столом с главой клана и имели право «громкого голоса». Судя по всему, Эрра была из таких, и только что ее авторитет поставили под сомнение.

Лель решил вмешаться.

– Да будет мне дозволено говорить? – Он уважительно склонил голову в сторону мэтра Гаршара, и тот, хмыкнув в бороду, кивнул. – Так вот, временами смешение крови не во вред, а во благо.

Старуха лишь хрипло рассмеялась и ответила:

– Кто ты, мальчик? Человек? И думаешь, что магические способности возвеличили тебя над всеми?

– Я феникс, – мягко пояснил Лельер. – Но в вашем мире нет такого народа.

– Ага… Хранитель, стало быть, – пожевала губу старая гномка. – Дитя чужого мира, которым наш затыкает свои дыры. И берешь девочку нашего клана, чтобы залечить свою потрепанную таким обращением душу. Я видела Мию. В отличие от своей сестрицы, она действительно славная. Чистая горная порода. Ты знаешь, маг, что бывает, если на новую монету положить грязную, изъеденную коррозией, и оставить их в той же среде?

Кончики пальцев похолодели, от дурного предчувствия, а в душе, наоборот, поднялась ярость. Он нутром почувствовал, что рыжую девочку хотят отобрать. Не желают отдавать добром.

И огромных трудов стоило выплюнуть из себя:

– Расскажите. Мне кажется, вы хотите именно этого.

– Хочу. – Эрра усмехнулась и, протянув руку, наколола на маленький кинжал кусок копченого мяса. Сняла с лезвия оставшимися тремя зубами и, медленно жуя, сообщила: – Новая монета весьма быстро превратится в подобие старой. О тебе ходит много откровенно дрянных слухов, Мастер Пытки. И они соответствуют истине, не так ли? Злой, искореженный, безумный. И ты просишь у нас Миямиль?

– Временами, почтенная Эрра, металл может быть испачкан лишь снаружи. И кому, как не вам, знать, что любую заразу с меча можно вывести, если вновь провести его через горнило кузницы. Сталь родится заново.

– Для этого нужно умереть, – хрипло рассмеялась гномка, но ее глубоко посаженные глаза сощурились еще больше, превращаясь в щелки.

– Я феникс. Я умирал. Моя душа уже прошла жар смерти и родилась вновь. – Мастер говорил тихо, но его слова походили на камни, что бросают в воду. И вода расходилась, поднимая волну и меняя мнения окружающих. – Я достоин вашей светлой девы, мудрецы клана Каменных Столбов. А еще я Хранитель Тьмы. И вы знаете, что это обозначает.

Гномы повели плечами, но Лель понял, что слова упали в благодатную почву. Если клан будет под покровительством одного из воплощений Стихий, то это сулит немало преференций. Конечно, он не местный Атрибут, но в любом случае лучше, чем ничего.

А еще… обычно Хранители не женятся. По крайней мере так, чтобы официально и все про это знали. Не зря же существует вторая жизнь и второй образ. Как раз для спокойствия.

Лельер заранее не оставил малышке Мие выбора. Ей придется стать спутницей Атрибута, и никак иначе. Тихой жизни в тени не получится.

Именно в этот момент, ставя точку в разговоре, огромные двери, украшенные каменными изразцами, распахнулись, и на пороге появились две женские фигурки.

И Лель ослеп. В голове стало пусто и звонко, и все в этом мире перестало иметь значение.

Все, кроме его совсем не хрупкой девочки, которая решительно шагала вперед, сжав пальцы на ритуальной сковороде. Настолько прекрасная, что Лель готов был подставить голову под эту тяжелую, но изящную руку. Метафорически, конечно, но все же!

Миямиль выглядела как девушка, которая знает, чего хочет, и будет за это биться. Настоящая гномка. Настоящая женщина.

Его. Его рыжее сокровище.

В этот момент Мастер Хин, в чьей душе по-прежнему жил поломанный шут, понял, что игра в привязанность вышла за рамки.

В его возрасте и с его жизненным опытом глупо верить в любовь с первого и даже со второго взгляда. Есть интерес, есть привязанности, есть сделанный выбор.

Но после горького и болезненного опыта с Серебряной Госпожой очень трудно открыть сердце. Некогда оно пряталось лишь за тонкой дверцей, но ту безжалостно выкорчевали ломом, а после запустили в беззащитно трепещущий комочек все десять острых как бритва ногтей.

На красивых таких пальчиках.

Мия была иной. И эта непохожесть выжигала в нем все плохое.

Словно он всегда ошибался, и горнилом кузницы была не смерть. А любовь.

Миямиль Гаилат

Меня усадили рядом с невозмутимым Мастером. Хин подарил мне улыбку и ободряюще сжал мою ладонь, несмотря на возмущенный взгляд пары гномок. Да-да, трогать пока нельзя.

Я отняла пальцы, послав Лелю извиняющийся взгляд. Не мы такие, обычаи такие!

Тут встала старая Эрра и очень всех удивила. Она пододвинула к себе кубок, наполнила его горячим красным вином из ближайшего кувшина, и с прищуром глядя на Мастера, проговорила:

– Атрибут Стихий в роду – это почетно. Ты войдешь в наш род, Мастер Пытки?

– Боюсь, то, что я Атрибут, подразумевает, что я также подданный другого государства, – усмехнулся Хин. – Но в любом случае мои драгоценные родственники, конечно же, будут иметь разумные преференции при выходе на рынок Малахита. Вас же это интересовало, уважаемая Эрра?

Я возмущенно уставилась на бабку. Это что, они меня продают?!

– Не гневись, Миямиль Гаилат, – старая гномка погрозила мне узловатым пальцем. – Доброго гнома при сватовстве мы спрашиваем: глубоки ли шахты у его рода, и на какой линии от Разлома находится дом, в который он приведет молодую жену. Что мне спрашивать у Пытки? Добросовестно ли он мучит государственных преступников?