меньшей мере полбутылки водки, чувствует себя обиженным. На следующий день мы начали серьезно работать. Я показал Бахадори рисунки тегеранского Habitat, и он был по-настоящему взволнован. Я спросил, будет ли у нас аудиенция, чтобы представить проект ее величеству. Он ответил, что это очень трудно, поскольку они уезжают в пятницу, но он постарается. К вечеру в отеле меня ждало сообщение. Шахиня увидится со мной во дворце на следующий день в 2:15.

В час дня меня доставили во дворец (синий костюм, бирюзовый галстук). Мы вошли через дворцовые ворота. Навстречу нам выступил джентльмен, весь увешанный медалями, и оттуда мы пошли пешком по одному из самых красивых садов, которые я когда-либо видел: аллея деревьев, прекрасные лужайки, пруды с водопадами, а воздух наполнен пением птиц. Мы прошли 200 м через сад и вышли к белому дворцу. Мы вошли на первый этаж, украшенный бархатом в красных тонах, и после десятиминутной паузы меня пригласили подняться по лестнице на главный этаж. Когда мы вошли, то увидели расставленные кругом десять стульев в стиле Людовика XIV с разложенными на них нашими рисунками и чертежами. Модель демонстрировалась в центре, а мои книги лежали на отдельном столе. Вошла шахиня. Она была одета в короткую шелковую юбку с зеленой блузкой, а ее кожа была покрыта загаром.

Я представил планы. Мы проговорили около часа. Шахиня была полна энтузиазма относительно проектирования тегеранского Habitat. В какой-то момент она сказала: «Так что дальше?» Бахадори ответил: «Мы ждали, чтобы услышать, будет ли проект одобрен вашим величеством, а теперь мы перейдем к реализации». Ее величество ответила: «Настоящим даю разрешение».

В этих письмах я также делился с Михаль своей неуверенностью в отношении заказов, предлагаемых автократическими правительствами. В тот период я обсуждал возможность перестройки района Манилы для того, чтобы он стал полезным для бедных жителей, и Имельда Маркос пригласила меня посетить Филиппины. Привычки Маркос (широко известно, что у нее имелось три тысячи пар обуви) и ее друзей к сверхпотреблению были отталкивающими. «Какую мне следует занять позицию? – писал я. – Не работать ни на один режим, с чьей властью я не согласен? Где разделительная линия? Италия – это хорошо, а Филиппины – нет? Чем считается моя работа архитектора – содействием режиму или помощью населению?» Последний вопрос был ключевым. Кто получает выгоду? Обычные люди или только избалованная элита?

* * *

Джо Голан действовал на очень высоком уровне, извлекая возможности из воздуха, а его замысел должен был способствовать улучшению жизни многих людей. Джо задумал создание большой международной схемы с участием Ирана и Сенегала – страны, паспорт которой он имел. Президент Сенегала Леопольд Сенгор, близкий друг Голана, выдал ему этот паспорт после того, как Голда Меир мгновенно аннулировала израильский паспорт Голана, считая, что обширные связи на Ближнем Востоке характеризуют его как человека, которому нельзя доверять. Я помню Голду жесткой и решительной, несмотря на то что в американской прессе ее изображали более мягкой. Когда я представлял ей свои планы, касающиеся Западной стены, суровость сквозила в ее манерах и даже в позе: ноги стояли на полу твердо, как дорические колонны.

Схема Голана представляла собой, по сути, бартерную сделку: иранцы должны были снабжать Сенегал нефтью, а танкеры, перевозившие нефть, возвращались в Иран с фосфатами для удобрений. Но было и еще кое-что: иранцы также должны были финансировать строительство нового города в Сенегале, который предполагалось назвать Кеур-Фарах-Пехлеви, в честь шахини. Город должен был включать глубоководный порт и нефтеперерабатывающий завод, а также иметь железнодорожное сообщение с фосфатными рудниками. Город предполагалось построить вдоль побережья Атлантического океана, в сотнях километров к северу от Дакара, столицы Сенегала. Новый город был совместным иранско-сенегальским проектом, в который лично инвестировала шахбану. Так же поступили и лидеры Сенегала – президент Леопольд Сенгор и премьер-министр Абду Диуф. Я получил заказ на проектирование нового города.

Был сформирован специальный комитет, в который вошли премьер-министр Ирана Амир-Аббас Ховейда, министр нефтяной промышленности Реза Фаллах и иранский скульптор Парвиз Танаволи. Мне пришлось постоянно ездить между Тегераном, Сенегалом и Монреалем. Михаль часто ездила со мной.

С точки зрения градостроительства это была удивительная возможность, хотя проблемы в Сенегале значительно отличались от тех, что существовали в плотно населенных западных городах и были мне знакомы. Новый город, проектируемый для стотысячного населения, должен был быть рассредоточенным. Там не строили высотных зданий. Большинство сенегальцев жили на огороженных местах с расширенной семьей – у мужчин было много жен, и в обнесенном стеной месте могло находиться три или четыре строения. В Сенегале это похоже на деревню в структуре города. Я считал, что иметь дело с таким новым миром очень интересно.

В общих чертах место уже было выбрано, оставалось решить вопрос, где именно на большой территории будет находиться город. Рельеф был разнообразным. На западе находилась береговая линия Атлантики, длинная и непрерывная, обрамленная гребнями песчаных дюн, уходящими вглубь суши на 800 м. Потом уровень суши резко понижался до участка, где дюны блокировали сток в море, создавая ряд естественных прудов и озер в пределах полосы плодородной земли. Затем уровень суши плавно поднимался по направлению к ряду низких холмов. Порт, конечно, должен был находиться на берегу. Я решил поместить город за дюнами, вдали от берега, и проложить две дороги к морю, пересекающие дюны в двух местах: по моему замыслу, одна дорога вела в порт, а другая служила для курортного досуга и доступа к пляжам. Я вырос в Хайфе и наслаждался морем, поэтому моим первым побуждением было построить город вдоль пляжей на побережье – такая особенность свойственна Хайфе, Тель-Авиву и Касабланке. Но здесь все побережье было преимущественно лишено человеческих поселений, даже рыбаки строили только временные жилища на берегу и уходили в постоянные деревни, расположенные за дюнами. Очевидно, берег был негостеприимным.

Согласно моему плану, ряды озер и прудов за дюнами, параллельные берегу, необходимо было включить в главную ось города – зону смешанного использования из магазинов, офисов и общественных зданий. По обеим сторонам от оси располагались жилые районы, вытягивающиеся к дюнам с одной стороны и к подножиям холмов – с другой.

Вместе с общим планом места шли проекты разных типов жилья, школ и общественных зданий. Их предполагалось строить на основе местных материалов и методов, отражающих особый местный образ жизни. Этот пример показал, в какой степени архитектура, в частности жилищное строительство и городское планирование, не подлежит экспорту (или импорту). Необходимо сначала понять, как на самом деле живут люди в конкретном