— А с какой угрожает? — немедленно насторожилась я.

— У колдуний есть лишь одно уязвимое место, — усмехнулась она.

— Мы долго будем в угадайку играть, или перестанете, наконец-то, говорить загадками? — я уже была близка к точке закипания. Пережитый только что страх бурлил по венам и требовал выплеска.

Даниель тем временем очнулась и хлопала на меня непонимающими кукольными глазами, сидя на полу. Ну конечно! Ничего не помнит, даже можно не спрашивать. Я вздохнула.

Милисента подставила ей плечо и помогла встать.

— Слишком много заниматься вредно, милочка! Ты упала в обморок. Иди, отлежись! А тебя не провожаю, принцесса! Перемещаться умеешь, дорогу сама найдешь. Ещё встретимся!

Вот так вот просто она уйдет, ничего мне не ответив?!

Я топнула ногой и переместилась чуть дальше по коридору, прямиком перед её носом. Даниель посмотрела растерянно на свою наставницу. Та по-прежнему отвечала на все мои выходки одобрительными взглядами.

Не понимаю эту женщину. Совсем. Что за игру она ведёт?

— И всё-таки? — упрямо повторила я. — Какое у меня уязвимое место? Я должна знать, чтоб подготовиться. К следующей атаке.

Милисента посмотрела на меня как на дуру, которая задаёт идиотские вопросы, ответы на которые известны даже несмышлёным детям.

— Всякая колдунья, даже самая сильная и умудрённая опытом, остаётся прежде всего женщиной. И уязвимое место у нас у всех одинаковое поэтому. Наше нежное сердце! Туда и станут бить, если не получится достать тебя по-другому. Кому бы ты ни понадобилась. А сейчас не глупи, и возвращайся в холд Нордвинг! Малена правильно сказала, тебе главное — быть на людях и подальше от теней и темноты. Боюсь, что Школа — тоже не совсем подходящее для тебя место в твоей ситуации. Буду с нетерпением ждать нашей следующей встречи, Матерь Тишины! Постарайся не умереть раньше времени. Замечательная из тебя получится колдунья, когда научишься прятать уязвимое место под прочной бронёй. И не переживай, все мы этому учимся рано или поздно. Ну… или не учимся. Но такие долго не живут.

Она улыбнулась своей кошачьей улыбкой, а потом, изящно оттеснив меня с пути затянутым в белый атлас плечом, пошла прочь по коридору, медленно растворяясь в вечерних тенях.

— Пирожные выкиньте! Там яд или снотворное! — крикнула я вдогонку.

— И без сопливых знаю, — усмехнулась темнота за её спиной.

Я снова почувствовала себя обескураженной.

Если знала, почему не предупредила? Если заодно с тёмной магией, нападающей на меня, почему не помогла меня достать?

Уф-ф-ф… голова кругом.

Я вдруг почувствовала себя совершенно одинокой, растерянной и глупой. В такой ситуации мне просто жизненно необходим был трезвомыслящий друг.

Так что, повздыхав ещё раз десять, я смирилась с тем, что раз уж твёрдо решила не возвращаться в Нордвинг и не прятаться от проблем, а разобраться с ними, две головы будет однозначно лучше, чем одна.

Надеюсь, Алан меня не убьёт, если я заявлюсь к нему в столь поздний час. Да ещё и после всего, что между нами было. Вернее, чего не было.

9.16

— Ой! Прости…

Я вспыхнула и отвернулась.

Когда переместилась в ту самую комнату, где когда-то в первый раз открыла глаза в доме Алана, обнаружила хозяина, лежащего на диване. С руками под головой, хмурый, задумчиво пялится в потолок.

И голый по пояс.

Вот это мышцы, мама дорогая! С него можно картинки для атласа по анатомии рисовать. Вот зачем мужчинам хобби! Махание мечом и кузнечное дело, в частности.

— Если я тебя смущаю, могу одеться.

Скрипнул диван, зашуршала одежда.

Я вздохнула. Вот и ещё одно отличие. Да, я хотела, чтоб он оделся и перестал смущать! Но… если б на его месте был другой… я, наверное, хотела бы наоборот. Жадно рассматривать. А может, и не только…

Мысленно дала себе по башке. Вечный магнит для моих мыслей не оставлял меня ни на секунду, нигде не было от него покоя. Он умудрялся вторгаться в мою голову даже сейчас, когда я пришла к другу. По важному делу, между прочим, пришла!

В комнате темно, только в камине догорает огонь. Алан прошёл мимо меня, присел на корточки перед каминной решёткой, поворошил угли кочергой, ворох искр взметнулся выше. На нём тёмные просторные штаны, белая рубаха с завязками у ворота и рукавами, закатанными в локтях. Драконы скалятся на меня с татуировок на мощных предплечьях. Алан бросил на меня взгляд искоса, ничего не спросил. Знает, что если захочу — расскажу сама. Эта черта мне в нём тоже очень импонирует.

А он подозрительно долго занимается камином и молчит. Я вздыхаю.

— Сильно на меня сердишься?

— Да, — отвечает Фостергловер, не задумавшись. Но раньше, чем я успеваю окончательно скиснуть, добавляет: — Но не из-за того, о чём ты думаешь.

Смотрю на него сверху. Он задумчиво глядит в огонь. Но у него желваки на скулах от того, как сильно стискивает зубы. А я ведь так мало его знаю! Почему я решила, что для него всё просто так? А вдруг не просто? Но ведь как это может быть — ведь мы знакомы всего ничего…

«Тебе-то самой много времени понадобилось, чтобы в своего жениха по уши втрескаться?» — ехидно спрашивает внутренний голос. И мне становится ещё более неловко, я не решаюсь завести разговор, ради которого пришла. Просто мнусь с ноги на ногу и молчу. Пока Алан смотрит в огонь.

— За твой отказ я не сержусь. Насильно мил не будешь, что поделать. Я понимаю слово «нет», — произносит ровным голосом. А у меня внутри всё сжимается грустью.

А потом Алан встаёт — и мне приходится задрать голову. Я, кажется, в очередной раз забыла, какой он высокий. И массивный.

И светло-голубые глаза его совсем потемнели. Когда широкоплечая тень накрывает меня, на секунду пугаюсь. Алан… может ли он тоже стать одержимым? Теми самыми симптомами, от которых чернеют глаза? Мне приходится собрать всю смелость, чтобы не отшатнуться. Особенно, когда во