class="p1">Когда кто-то появился на верхней ступеньке подвальной лестницы, по моим венам побежали струйки льда. Габриэлла. Она переводила взгляд с меня на него, потом неловко улыбнулась и поспешила из кухни.

Я не прибывала в положении для анализа, почему она находилась там с тремя мужчинами из моей семьи, и даже если бы стала, я не хотела останавливаться на этом. Было ощутимо облегчение от того, что она не вошла ни минутой раньше.

— Иди наверх и переоденься, Елена.

Голос Нико был жестким и бескомпромиссным.

Неужели он действительно верил, что я сделаю то, что он сказал? Боже, он был так полон собой.

Мои глаза сузились.

— Нет.

Он провел языком по зубам, и прежде чем я поняла его намерение, он обнял меня сзади за бедра, и мои ноги оторвались от пола. Дыхание со свистом вырвалось из меня, когда он перекинул меня через плечо.

— Тогда мне придется сделать это за тебя, — отрезал он, неся меня к двери.

— Ладно! Хорошо, я сделаю это.

Когда он не отпустил меня, я попыталась вырваться из его хватки. Его рука сжалась вокруг моих бедер, как тиски, и я не могла сдвинуться ни на сантиметр. Он толкнул вращающуюся дверь, и меня захлестнула паника.

— Стой! — прошипела я, повиснув вниз головой. — Я сказала, что сделаю это.

— Спроси меня вежливо.

Мои зубы сжались.

— Пожалуйста, отпусти меня.

Он поставил меня на ноги в фойе. Его взгляд метнулся к лестнице, повелительным тоном приказывая мне направляться туда.

— С тобой серьезно что-то не так, — сказала я ему, уходя, мое сердце билось так сильно о грудную клетку, что причиняло боль.

Он издал сардонический вздох.

— Ты ничего не видела, Елена.

Честно говоря, именно это меня и беспокоило.

Глава 22

«Это было началом конца нашего дела».

— Энтони Кассо

ЕЛЕНА

— Входите!

Дверь пентхауса на двадцать втором этаже распахнулась, и Джианна появилась с другой стороны. Я не верила, что даже тот, кто знал Джианну, сможет угадать, что она наденет в следующий раз.

Сегодня это было маленькое черное платье с подолом, разрезанным по диагонали от одного бедра до противоположного колена. Высокие красные туфли-лодочки. Ажурные чулки. Волнистые волосы, наполовину поднятые, завязанные в два узла на макушке, и никакого макияжа. Правда, ей это было не нужно.

— Ты рано! — воскликнула она.

Ее глаза сияли слишком ярко, а зрачки были слишком расширенными. Она была под кайфом. Скорее всего, кокаин.

— Я принесла немного брускетты и салат из морепродуктов, — сказала мама, направляясь на кухню с крошечной тарелкой помидоров, пока Бенито боролся со всем остальным.

Мы с Адрианой в нерешительности стояли в коридоре.

Почему Джианна открыла дверь Николаса?

Щепка чего-то неприятного свернулась у меня в груди, и на долю секунды мне не понравилась Джианна. Ощущение было настолько сильным и внезапным, что мне пришлось глубоко вдохнуть, отгоняя все это.

Это неоправданно ревнивая реакция, которую я не должна испытывать, особенно после вчерашнего. Проблема состояла в том, что я все еще чувствовала его руки на себе, будто я была заклеймена на всю жизнь. Единственный мужчина, который подобрался так близко, как Николас, имел теплое, нежное прикосновение, которое исчезло в памяти только спустя несколько секунд. Что бы я отдала, чтобы обратить это в обратное.

Адриана вошла, окинув все взглядом.

— Значит, это будет моя тюремная камера.

Мама ахнула и обернулась, чтобы бросить на нее взгляд.

— Адриана!

Моя сестра прошла дальше в комнату, а я последовала за ней.

Джианна рассмеялась.

— К счастью, в этой тюрьме имеются все удобства. Я проведу тебе экскурсию!

Судя по всему, у Николаса было несколько домов в Нью-Йорке, и он выбрал этот для Адрианы. Он не был таким причудливым и уютным, как его дом из красного кирпича, но этот был высококлассным во всех смыслах этого слова.

Он был современно оформлен, с белыми и серебряными мраморными полами, множеством стеклянных столов и хромированной отделкой. Освещение было тусклым и романтичным, мерцая от стеклянной стены, демонстрировавшая город. Это было захватывающе, но я знала, что моя сестра возненавидит это место.

— Ненавижу это место, — кисло сказала она, разглядывая пейзаж.

— Да ладно тебе, — ответил Бенито, обнимая ее за плечи. — Все не так уж плохо. Смотри, здесь даже есть бассейн.

Так оно и было. Голубая вода лежала неподвижно, перила — сплошное стекло перед двухсотфутовым обрывом.

— Если тебе здесь так нравится, то живи, — сказала Адриана.

— Не думаю, что Нико так меня любит.

Намек на улыбку тронул губы моей сестры.

Джианна и мама отправились на экскурсию одни, мамины «охи» и «ахи» плыли по коридору.

Никто еще не приехал, даже жених.

Он, вероятно, собирался оставить Адриану здесь и появляться только тогда, когда супружеские визиты были необходимы. Мою двоюродную сестру Сиси, жившую в Чикаго, постигла та же участь. Хотя, она не презирала это так сильно, так как ненавидела своего мужа.

С мыслью о «супружеских визитах», прознающих вокруг, как неприятный осадок, я решила, что мне необходимо немного алкоголя. Так что я отправилась на поиски некоторого.

Моя голова находилась в холодильнике, когда я услышала его позади себя.

— Посмотри на себя, роешься в моем дерьме. Можно подумать, что я вместо этого женюсь на тебе.

От его голоса у меня по спине пробежала дрожь, но я проигнорировала ее и схватила с полки бутылку с вином.

Закрыв холодильник, я обернулась.

Николас стоял на другой стороне островка, не сводя с меня глаз, и бросил папку рядом с маминой закуской. Должно быть, он приехал прямо с работы, потому что был одет только в черную рубашку на пуговицах и брюки. Не одетый для вечеринки. Его волосы были растрепанны, будто он провел по ним руками, и у меня возникло внезапное желание сделать это самой.

Я прислонилась к холодильнику.

— Слава Господу за маленькие чудеса, а?

Он отвел взгляд, снял часы и положил их на островок, но легкая улыбка тронула его губы.

Мой пульс забился в неравномерном ритме. Я пришла к выводу, что даже если выйду замуж за этого человека, он не сможет дать моему сердцу ничего, кроме крошечных трещин — хотя он этого не знал. Или, может, знал, и сердце только рисковало, а мозг — нет. К счастью, я всегда была реалисткой и обычно реагировала на последнее.

Однако совершенно иная часть меня контролировала мои действия по отношению к нему: низменные инстинкты. Именно так человеческий род продолжал заселяться. Непреклонное влечение и похоть. И мать природа не давала мне забыть,