В теплом, неподвижном воздухе, в приятной тени бухты они молча жевали, переводя взгляд с пищи на ленивую воду и обратно. Маскалл чувствовал, как с каждым глотком к нему возвращаются силы. Он закончил прежде Поулкраба, который трапезничал, как человек, не следящий за временем. Доев, Поулкраб встал.

– Пойдем попьем, – сказал он хриплым голосом.

Маскалл вопросительно посмотрел на него.

Рыбак отошел недалеко в лес и зашагал прямиком к одному из деревьев. На удобной высоте в стволе была проделана дыра, в ней торчала пробка. Поулкраб вытащил пробку, прижался ртом к отверстию и долго сосал, будто дитя – материнскую грудь. Наблюдая за ним, Маскалл подумал, что глаза рыбака заблестели ярче.

Когда пришла его очередь пить, он обнаружил, что древесный сок по вкусу напоминает кокосовое молоко, но опьяняющее. Однако это был новый вид опьянения, возбуждавший не эмоции, а интеллект – причем определенным образом. Мысли и образы не стали свободней и развязней, но, напротив, принялись трудиться что есть сил, пока не достигли полной красоты прозрения, вспыхнувшего в сознании и угасшего. Затем весь процесс повторился. Однако не было ни единого мгновения, когда Маскалл не сохранял бы полное спокойствие и не повелевал бы своими чувствами. Когда оба выпили дважды, Поулкраб вставил на место пробку, и они вернулись на берег.

– Уже Блодсомбр? – спросил Маскалл, удовлетворенно вытягиваясь на земле.

Поулкраб вновь уселся прямо, свесив ноги в воду.

– Самое начало, – хрипло ответил он.

– Тогда мне следует остаться здесь, пока он не кончится… Поговорим?

– Можем, – равнодушно ответил рыбак.

Маскалл посмотрел на него сквозь полуприкрытые веки, гадая, тот ли он, кем кажется. В глазах Поулкраба вроде бы сиял свет мудрости.

– Ты много путешествовал, Поулкраб?

– Не в том смысле, в котором ты понимаешь путешествия.

– Ты говорил, что был в Мэттерплее. Что это за страна?

– Не знаю. Я плавал туда за кремнями.

– А какие страны лежат за ним?

– Дальше к северу – Трел. Говорят, это земля тайн… Я не знаю.

– Тайн?

– Так я слышал… А еще дальше к северу – Личсторм.

– Далеко мы забрались.

– Там есть горы, и в целом это место должно быть очень опасным, особенно для полнокровного человека вроде тебя. Будь осторожен.

– Это преждевременно, Поулкраб. Откуда тебе знать, что я туда пойду?

– Раз ты пришел с юга, надо полагать, ты пойдешь на север.

– Что ж, верно, – согласился Маскалл, внимательно глядя на рыбака. – Но откуда ты знаешь, что я пришел с юга?

– Может, и нет, но тебя окружает аура Ифдоун.

– Что за аура?

– Трагическая, – ответил Поулкраб. Он ни разу не взглянул на Маскалла, его немигающие глаза не отрывались от некой точки на воде.

– Что лежит за Личстормом? – минуту спустя спросил Маскалл.

– Бэри, где светят два солнца, а не одно, но больше я ничего про него не знаю… А за ним – океан.

– А что на той стороне океана?

– Это тебе придется выяснить самому, потому что я сомневаюсь, что кто-то когда-либо пересек его и вернулся.

Маскалл некоторое время молчал.

– Почему твои люди такие нелюбопытные? Похоже, я один путешествую из интереса.

– Кого ты имеешь в виду под «моими людьми»?

– Конечно, ты ведь не знаешь, что я не с твоей планеты. Я пришел из другого мира, Поулкраб.

– Зачем?

– Я прилетел с Крэгом и Найтспором, чтобы следовать за Суртуром. Должно быть, в момент приземления я потерял сознание, а когда пришел в себя, была ночь и мои спутники исчезли. С тех пор я путешествую наугад.

Поулкраб почесал нос.

– Ты еще не нашел Суртура?

– Я часто слышал его барабанную дробь. Сегодня утром в лесу я подобрался к нему совсем близко. А два дня назад, на равнине Льюжн, мне было видение – существо в человеческом обличье, которое назвалось Суртуром.

– Ну, может, это и был Суртур.

– Нет, это невозможно, – задумчиво возразил Маскалл. – Это был Кристалмен. И дело не в моих подозрениях – я это знаю.

– Откуда?

– Оттуда, что это мир Кристалмена, а мир Суртура совсем другой.

– Тогда это странно, – ответил Поулкраб.

– Когда я вышел из того леса, – продолжил Маскалл, обращаясь наполовину к самому себе, – со мной произошла перемена, и теперь я смотрю на вещи иначе. Все предметы здесь кажутся настолько более плотными и настоящими, чем в других местах, что я не могу допустить ни тени сомнения в их существовании. Они не только выглядят настоящими – они и есть настоящие, готов поставить на кон свою жизнь… Но в то же время они и ложные.

– Как сон?

– Нет, совсем не как сон, и это-то я и хочу объяснить. Твой мир – а может, и мой, если на то пошло, – вовсе не похож на сон, или на иллюзию, или на нечто подобное. Я знаю, что в этот момент он действительно существует, именно такой, какой мы видим, ты и я. И все же он ложен. Ложен вот в каком смысле, Поулкраб. Рядом с ним существует другой мир, и тот другой мир является истинным, в то время как этот насквозь лжив и обманчив. И потому мне кажется, что реальность и ложь по сути своей означают одно и то же.

– Допустим, этот другой мир существует, – сипло сказал Поулкраб. – Но показалось ли то видение тебе одновременно реальным и ложным?

– Очень реальным, но не ложным, тогда, когда я не понимал всего этого. Однако именно потому, что оно было реальным, это не мог быть Суртур, который не связан с реальностью.

– А разве барабанная дробь не казалась тебе реальной?

– Мне пришлось слышать ее ушами, а потому она показалась мне реальной. Однако в действительности она была чем-то иным и определенно исходила от Суртура. Если я услышал ее неправильно, в том моя вина, а не его.

Поулкраб заворчал.

– Если Суртур предпочитает обращаться к тебе подобным образом, значит, он пытается что-то сказать.

– Что еще я могу думать? Но, Поулкраб, как ты считаешь, зовет ли он меня в жизнь после смерти?

Старик встревоженно поежился.

– Я рыбак, – сказал он пару минут спустя. – Я живу убийством, как и все прочие. Такая жизнь кажется мне неправильной. Может, любая жизнь неправильна, а мир Суртура – вовсе не жизнь, а нечто иное.

– Да, но приведет ли смерть меня туда, чем бы он ни был?

– Спрашивай мертвых, а не живых, – ответил Поулкраб.

– В лесу я слышал музыку, – продолжил Маскалл, – и видел свет, который не мог принадлежать этому миру. Они были слишком мощными для моих чувств, и я, должно быть, надолго потерял сознание. Кроме того, там было видение, в котором меня убили, а Найтспор продолжил идти к свету в одиночку.