– Что за музыка может увести жену и мать от самых дорогих ей людей? – размышлял он. – Это кажется святотатством. Поведает ли она мне то, что я хочу знать? Сумеет ли?

Чуть погодя он уловил движение за спиной и, повернув голову, увидел плот, который плыл по ручью в открытое море. Поулкраб стоял, выпрямившись, и толкал плот грубым шестом. Он миновал Маскалла, не удостоив того взглядом или приветствием, и направился в море.

Пока Маскалл дивился столь странному поведению, на берегу залива появились Глимейл и мальчики. Старший держал мать за руку и беседовал с ней. Двое младших шли позади. Глимейл была спокойна и улыбчива, но казалась рассеянной.

– Что твой муж делает с плотом? – спросил Маскалл.

– Выводит его на нужное место. Мы дойдем туда вброд, – ответила она низким голосом.

– Но как мы доберемся до острова без весел и парусов?

– Видишь течение, что идет от суши? Поулкраб приближается к нему. Оно принесет нас прямо к цели.

– Но как ты вернешься?

– Способ есть. Но мы не будем думать об этом сегодня.

– Почему я не могу поехать с вами? – спросил старший мальчик.

– Потому что плот не выдержит троих. Маскалл весит немало.

– Это не важно, – сказал мальчик. – Я знаю, где взять дерево для другого плота. Как только вы уплывете, я примусь за работу.

К этому времени Поулкраб вывел свое хлипкое суденышко на желаемую позицию в нескольких ярдах от течения, которое в том месте резко сворачивало к востоку. Рыбак крикнул что-то жене и Маскаллу. Глимейл судорожно поцеловала детей и немного утратила самообладание. Старший мальчик прикусил губу до крови, в его глазах блестели слезы, однако младшие дети смотрели широко раскрытыми глазами и не проявляли никаких эмоций.

Глимейл двинулась в море, и Маскалл последовал за ней. Вода сперва доходила им до лодыжек, затем до колен, но когда дошла до пояса, плот был уже рядом. Поулкраб спустился в воду и помог жене подняться. Оказавшись на плоту, она склонилась и поцеловала мужа. Они ничего не сказали друг другу. Маскалл вскарабкался на переднюю часть плота. Глимейл уселась спереди, скрестив ноги, и взяла шест.

Поулкраб подтолкнул их к течению, и пока они не оказались в его власти, Глимейл работала шестом. Затем плот стремительно поплыл прочь от суши, плавно покачиваясь.

Мальчики махали с берега. Глимейл помахала в ответ, но Маскалл решительно повернулся спиной к земле и устремил взгляд вперед. Поулкраб брел по воде обратно к берегу.

Большую часть часа Маскалл не шевелился. Слышался только плеск странных волн и напоминавшее журчание ручья бульканье течения, которое плавно рассекало неспокойное, бурное море. С их надежного пути чудесные окружающие опасности казались волнующим приключением. Воздух был свежим и чистым, жар склонившегося к западу Бранчспелла наконец стал выносимым. Буйство морских красок давным-давно изгнало печаль и тревогу из сердца Маскалла. Однако он испытывал такую неприязнь к женщине, столь эгоистично бросившей тех, кто должен был быть ей дорог, что не мог заставить себя начать беседу.

Но когда за приблизившимся силуэтом темного острова он заметил длинную цепь дальних высоких гор, лососево-розовых в лучах вечернего солнца, ему пришлось нарушить молчание, чтобы спросить, что это.

– Личсторм, – ответила Глимейл.

Маскалл не стал расспрашивать о нем, но когда он повернулся к женщине, чтобы задать свой вопрос, его взгляд упал на быстро удалявшийся лес Уомбфлэш и задержался там. Они преодолели около восьми миль, и теперь Маскалл мог лучше оценить колоссальную высоту деревьев. Над ними, очень далеко, он увидел Сэнт и подумал, хотя и засомневался, что может различить Дисскаурн.

– Теперь, когда мы одни в незнакомом месте, – произнесла Глимейл, отворачиваясь и глядя в воду, – скажи, что ты думаешь о Поулкрабе.

Маскалл помедлил, прежде чем ответить.

– Он напомнил мне гору, скрытую облаками. Ты видишь нижние отроги и думаешь, что это все. Но потом, высоко над облаками, внезапно замечаешь новую часть горы – и это еще не вершина.

– Ты хорошо читаешь характеры и обладаешь великолепной проницательностью, – тихо заметила Глимейл. – Теперь скажи, кто я.

– Вместо человеческого сердца у тебя неистовая арфа, и это все, что я о тебе знаю.

– Что ты говорил моему мужу о двух мирах?

– Ты слышала.

– Да, слышала. И я тоже знаю о двух мирах. Мои муж и мальчики реальны для меня, и я нежно их люблю. Но для меня, как и для тебя, Маскалл, существует другой мир, рядом с которым мой реальный мир кажется фальшивым и вульгарным.

– Быть может, мы ищем одно и то же. Но правильно ли потакать своей природе в ущерб другим людям?

– Нет, неправильно. Неправильно и подло. Но в том другом мире эти слова лишены смысла.

Последовало молчание.

– Обсуждать подобные темы бесполезно, – сказал Маскалл. – Выбирать теперь не нам, и мы должны идти туда, куда нас ведет. Я бы предпочел поговорить о том, что ждет нас на острове.

– Я ничего не знаю. Знаю только, что там мы найдем Эртрида.

– Кто такой Эртрид и почему этот остров называется островом Суэйлоуна?

– Говорят, Эртрид явился из Трела, но больше мне о нем ничего не известно. Что до Суэйлоуна, если хочешь, я расскажу тебе его легенду.

– Если пожелаешь, – ответил Маскалл.

– В стародавнюю эпоху, – начала Глимейл, – когда моря были горячими, и облака висели низко над землей, и жизнь была полна превращений, Суэйлоун пришел на этот остров, куда прежде не ступала нога человека, и начал играть свою музыку – первую музыку на Тормансе. По ночам, когда светила луна, люди собирались на том берегу позади нас и слушали слабые сладкие мелодии, плывшие над морем. Однажды ночью Формирующий (которого ты зовешь Кристалменом) проходил здесь вместе с Крэгом. Они услышали музыку, и Формирующий сказал: «Доводилось ли тебе слышать звуки прекрасней? Это мой мир и моя музыка». В ответ Крэг топнул ногой и рассмеялся: «Ты должен справиться лучше, чтобы заслужить мое восхищение. Давай переплывем туда и поглядим на этого неумеху за работой». Формирующий согласился, и они отправились на остров. Суэйлоун не мог их видеть. Формирующий встал позади него и вдохнул ему в душу мысли, так, что его музыка стала в десять раз прекрасней, и люди, слушавшие на берегу, потеряли разум от нездорового наслаждения. «Найдется ли мелодия красивей?» – спросил Формирующий. Крэг ухмыльнулся и сказал: «Ты настоящий неженка. Дай-ка я попробую». Он встал позади Суэйлоуна и принялся швырять тому в голову кошмарные диссонансы. Инструмент Суэйлоуна так растрескался, что с тех пор уже никогда не играл как надо. Теперь Суэйлоун мог играть только искаженную музыку, однако она притягивала людей сильнее прежнего. Многие отправились на остров при его жизни, чтобы послушать удивительные мелодии, но никто не смог их вынести; все погибли. После смерти Суэйлоуна другой музыкант занял его место, и так свет передавался от факела к факелу, пока не пришла очередь Эртрида.