Весной 527 года до н. э. Писистрат умер, передав власть по наследству своим сыновьям Гиппию и Гиппарху. Но недаром говорят, что, щедро одарив родителей, природа отдыхает на детях. Писистрат и его сыновья здесь не стали исключением. Преемники пытались проводить политику отца, но Гиппий оказался слишком жесток, а Гиппарх – слишком глуп. Неспроста Аристотель отметил, что «когда преемниками Писистрата сделались его сыновья, правление стало гораздо более суровым» (Ath. pol. 16, 7). Как следствие, в 514 г. до н. э. Гиппарх был убит Гармодием и Аристогитоном, а через четыре года из Афин изгнали Гиппия. Тиран бежал в Малую Азию и нашел убежище в городе Сигей, где правил его брат Гегесистрат. К этому времени Гегесистрат признал зависимость от Дария, и не исключено, что именно тогда Гиппий завязал тесные контакты с представителями персидской администрации в Сардах.

Афины же погрузились в пучину внутренних смут и неурядиц, которые осложнялись внешним вмешательством со стороны спартанцев, пытавшихся утвердить в городе своих ставленников. Потерпев неудачу в этих начинаниях, спартанцы решили оказать содействие Гиппию в возвращении на родину. Случилось это в 508 г. до н. э. Но предприятие потерпело крах, и бывший тиран отправляется в Сарды, где находит политическое убежище. Восстановить свою власть в Афинах Гиппий решил с помощью персов и начал плести интриги при дворе Артафрена.

В это время и произошло событие, имеющее далеко идущие последствия. В Сарды прибыло афинское посольство, чтобы заключить союз с державой Ахеменидов. Назревала очередная война со Спартой, и афиняне искали себе союзников. Однако Артафрен имел весьма смутное представление о том, кто такие афиняне, и попросил компетентных людей прояснить ситуацию. Когда сатрапу растолковали что к чему, он заявил послам следующее: «Если афиняне дадут царю Дарию землю и воду, то он вступит с ними в союз, если же не дадут, то пускай удаляются» (Herod. V, 73). Афинская делегация на эти требования согласилась и отбыла домой: «Послы на собственный риск отвечали, что дадут, так как желали заключить союз с персами» (Herod. V, 73). Здесь и крылся корень проблемы.

Рассмотрим вопрос с двух противоположных точек зрения. Персы приняли слова афинян за чистую монету, и Артафрен доложил Дарию, что Афины признали его власть. Но недаром Геродот обратил внимание на то, что сатрап Сард понятия не имел ни о самих афинянах, ни об их государственном устройстве. Артафрену и в голову не пришло, что все его договоренности с послами не стоят выеденного яйца, поскольку не утверждены народным собранием в Афинах. А посланники, очевидно, не сочли нужным это пояснить. Сатрап выдал желаемое за действительное, и это имело необратимые последствия.

Та же ситуация с точки зрения афинян. Они отправили посольство в Сарды договариваться о союзе с персами, а когда посланцы вернулись и объявили условия, на которых он может быть заключен, решили этот союз не заключать. Геродот пишет о том, как в Афинах встретили своих уполномоченных: «По возвращении на родину афиняне подвергли их жестокому осуждению» (V, 73). Вот и все. Условия заключения договора афинян не устроили, и они просто не стали его ратифицировать. Для них вопрос был закрыт раз и навсегда.

До поры до времени про этот договор никто не вспоминал, но когда во время Ионийского восстания афинские триеры пришли на помощь малоазийским эллинам, эта история выплыла на поверхность. И даже если Дарий об этом забыл, то ему услужливо напомнили. Поэтому и разъярился царь, посчитав выступление афинян очередным бунтом непокорных подданных, поэтому и выпустил стрелу из лука в небо. В этом свете вполне логичным выглядит его решение о походе в Балканскую Грецию – подавив восстание в Малой Азии, он решил наказать непокорные Афины, а заодно и Эретрию. Ведь эретрийцы, на свою беду, тоже прислали пять триер на помощь ионийцам. Другое дело, что для царя это был лишь повод для реализации более обширных замыслов: «Города эти были только предлогом к походу. На самом деле персы замышляли покорить возможно большее число эллинских городов» (Herod. VI, 44). Планы царя должен был воплотить в жизнь Мардоний. В 492 г. до н. э. персидские войска выступили в поход на Элладу.

Зять Дария действовал энергично и быстро. Первой жертвой персидского наступления стал остров Фасос. Жители одноименного города не рискнули оказать сопротивление персам и признали власть Дария. Закончив дела на Фасосе, Мардоний повел сухопутную армию через Македонию на Элладу, а флот отплыл к Афону и стал огибать полуостров. Казалось, все складывается для царского зятя хорошо, поскольку начало похода было многообещающим, но тем неожиданней была разразившаяся катастрофа. Когда персидский флот проплыл мимо города Аканф на юг, а затем резко повернул на восток, разразился чудовищный шторм. Налетевший северо-восточный ветер спровоцировал бурю и поставил крест на амбициях Мардония и планах Дария. Корабли понесло прямо на скалы полуострова Афон, где большая часть из них была разбита в щепки. Тысячи персидских воинов и моряков оказались в воде, многие утонули, а те, кто выбрался на берег, вскоре погибли от холода. Геродот пишет, что было уничтожено 300 судов и погибло 20 000 человек, но насколько верны эти цифры, сказать сложно. Несомненным остается одно – флот понес чудовищные потери и оказался совершенно небоеспособен.

Беда не приходит одна. Этой же ночью, когда в шатре Мардония царские военачальники обсуждали сложившуюся ситуацию и лихорадочно искали выход из того критического положения, в каком они оказались, персидский лагерь был внезапно атакован фракийцами из племени бригов. Услышав крики людей и лязг оружия, Мардоний выбежал из шатра, вскочил на коня и помчался к месту сражения. В темноте было трудно разобрать, что происходит, упорный бой шел при свете факелов и лагерных костров. В ночной суматохе персы не могли оказать врагу организованный отпор и несли большие потери. Мардоний бросился наводить порядок среди своих воинов, ввязался в рукопашную схватку, был ранен, сбит с коня и окружен разъяренными фракийцами. Телохранители с трудом вытащили истекающего кровью царского зятя из-под ног вражеских бойцов. Сражение бушевало всю ночь, и лишь под утро фракийцы отступили.

Наступил новый день, и персидские военачальники вновь собрались на военный совет. Мардоний потерял много крови и с трудом держался на ногах, но на совещание пришел и объявил, что войско не вернется в Азию до тех пор, пока не покарает бригов.