— Я тебе говорю: любовь лечит всех. Независимо от диагноза! — важно произнесла я. А дальше приняла просительный вид: — Ксюша, можешь мне доброе дело сделать?

Рыженькая нахмурилась:

— Опять с кем-то из наших свести? Даже не думай. Про тебя особое предупреждение: внутрь не пускать, если появишься — сообщать сразу.

— Это кто сказал?

— Антонина Валерьевна, начальница.

— А почему?

Ксюша смутилась:

— Она сказала, тут дело резонансное. А ты всего лишь частный детектив. Да еще без лицензии.

— Я в расследование вообще не лезу, — уверенно соврала я. — Мне нужно с Яриком пообщаться. Только так, чтобы Федор не знал.

— А зачем? — Рыженькая, несомненно, умирала от любопытства.

— Ну, ты опять сейчас начнешь: аутист, иной, не поймет. Не скажу. Секрет.

— Тогда помогать тебе не буду, — пожала плечами она.

Отлично. Шанс у меня есть.

— Понимаешь, — задумчиво произнесла я, — Федор на него, по-моему, слишком давит. Приказами сыплет, что твой прапорщик. А я хочу научить Ярика, чтобы не поддавался. Себя в обиду не давал.

Ксюша фыркнула:

— Ты с ума сошла! Как можно учить против Федьки переть? Он и прибить может.

— Глупости. Младший брат для него святое. А я изучала психологию и знаю методику, как противостоять агрессии. Могу любого научить. Даже больного аутизмом.

Пурга редкостная, Ксюша даже хмыкнула:

— Мутная ты, Римма. Ни на детектива не похожа, ни на психолога.

— Главное, что я Ярику помочь хочу.

Она заметила грустно:

— У тебя ничего не получится.

— Нельзя сдаваться, пока не попробуешь.

— Ладно, — важно кивнула Ксюша. — Давай тогда я тоже психологом буду. Посмотри мне в глаза и скажи: ты его не обидишь?

Я твердо выдержала ее взгляд:

— Никогда.

— Хорошо. Сейчас приведу.

— А у тебя неприятностей не будет?

— Ерунда. Навру что-нибудь, — отмахнулась.

* * *

Ярик бросился ко мне с просветленным лицом:

— Римма? Про Олю?!

По счастью, у меня имелось, чем его порадовать.

Я достала телефон, открыла галерею.

Фотография балерины — на берегу реки Великой, волосы развеваются, щеки горят — вогнала беднягу в состояние полного ступора. Вцепился в аппарат, ссутулился, склонился низко-низко к экрану. И смотрит, глаз не отрывает.

Я терпела. Ждала. Хотела дать ему вволю налюбоваться. Но на исходе десятой минуты не выдержала:

— Ярик!

Он взглянул, будто не узнает, и вцепился в мой телефон еще крепче.

— Я напечатаю тебе эту фотографию. И вставлю в рамку. И постараюсь, чтобы Оля тебе ее подписала, — бормотала я, ощущая себя последней и абсолютной сволочью.

— Слово? — серьезно спросил парень.

И впервые взглянул не под ноги, не в сторону, не сквозь меня — но прямо в глаза. Боже, какой он красавец!

— Слово, — отозвалась я. И твердо добавила: — Но ты должен помочь Ольге поскорее вернуться к тебе.

— Как?

«А он действительно изменился. Смотрит в лицо. Нормально общается. Почти нормально».

Я поспешно — пока Ярик в просветлении — выдала заготовку:

— Оля уехала, потому что боялась. Мне никто не говорит, что ее напугало. Может быть, ты поможешь?

Он снова потупился. Пробормотал:

— Я не знаю.

— Хорошо. Вы у себя в Центре кушаете?

Ярик ни капли не удивился, что тема внезапно сменилась. Начал подробно объяснять:

— У нас есть завтрак-второй завтрак-обед-полдник-ужин. Каша и борщ невкусные. Булки мягкие. Мясо кислое. Картошка говорящая.

— Это как?

— На ней лежит масло и шипит вот так: «Пшш!»

— А компот или сок вам дают?

— И чай еще дают, но он всегда холодный, потому что мы можем свариться.

— Обвариться?

— Да.

— А таблетки какие-нибудь вам дают?

— Да, — серьезно кивнул Ярик. — Белые круглые и желтые длинные.

— Всегда дают?

— Белые круглые на завтрак и полдник. Желтые длинные на обед.

— А дома ты их пьешь?

— Желтые длинные каждый день пью. А вместо белых мне Федя дает коричневые.

— А вот в Центре те таблетки, что белые, их из коробки достают?

— Нет. Это пластиковый стаканчик.

— А дают их всем?

Пожал равнодушно плечами:

— Мне все равно. Я не видел.

Я повысила голос:

— Ярик, милый! Пожалуйста, вспомни. Это очень важно. Для того, чтобы Оля скорее вернулась.

— Оля мне никогда не давала таблетки! — раздраженно топнул ногой он.

Эй, Римма, горе-психолог. Помни, кого ты допрашиваешь.

— А кто их давал?

— Антонина Валерьевна.

— Ваша начальница? Сама раздавала?!

— Да. Они очень важные и дорогие.

— И сейчас ты их пьешь?

— Нет. Сейчас белые не дают. Только желтые длинные.

— Тоже Антонина Валерьевна раздает?

— Нет. Ксюша.

Меня охватил азарт. Неужели версия подтверждается?! Белых и плоских таблеток в мире, конечно, миллионы, от глицина до аспирина. Но точно так выглядит и андрокур — препарат для химической кастрации.

Все, как говорил Оракул: «Нельзя давать им плодиться».

Эх, раздобыть бы эту белую таблеточку да сдать на анализ! Но Антонина Валерьевна, видно, женщина осторожная. Травить своих пациентов временно перестала. Глупо рисковать, когда Центр под колпаком, у входа полицейская машина стоит.

— Ярик, — горячо произнесла я, — а ты когда-нибудь с кем-нибудь говорил об этих белых таблетках?

— С Олей не говорил.

Боже, это имя я уже слышать не могу.

— А с Федором?

— Нет, — пожал плечами он.

— Антонина Валерьевна объясняла, для чего они?

Он нахмурил лоб:

— Витамины для мыслей. Но Лейла сказала — у меня мысли нормальные, поэтому таблетки надо выбрасывать.

— Лейла?

— Да. Лейла. — Начал раздражаться. — Лейла хочет стать для меня, как Оля. Говорит мне «милый». Но у нее никогда не получится.