Процедила сквозь зубы:

— С чего ты взяла, что Ярославу давали именно андрокур?

— Ни с чего, — поспешно отозвалась я. — Просто версия.

— Однако кто-то тебя на нее натолкнул, — нехорошо усмехнулась полицейская дама.

— Ну… — Я испытывала стойкое ощущение, что стул подо мной раскалился. — Я случайно зашла на сайт «Дабл страйк». И там на форуме…

— Почему. Именно. На этот. Сайт? — Львица обратилась в кобру, не сводила с меня взгляда, прожигала насквозь.

Выдавать Нурлана — совсем позор, поэтому, как могла уверенно, сказала:

— Да что вы прицепились к этому «Дабл страйк»! Я помимо него кучу других прошерстила. Инвалидных, экстремистских, всяких.

— Откуда. У тебя. Возникла версия. Про таблетки? — Она продолжала плавить меня взглядом.

— У меня миллион было всяких версий! Я просто решила проверить одну из них!

Кобра наконец сдула свой капюшон. Львица передумала рвать жертву в клочья. Галина Георгиевна вздохнула — устало, по-бабьи. Спросила:

— Римма. Зачем тебе все это надо?

— Не знаю, — абсолютно искренне отозвалась я.

— Тебе кто-то платит?

— Нет. Клянусь.

— Тогда зачем?

— Ярика жалко. А еще… Я еще своему шефу хотела показать, что могу сама…

— Можешь что?

— Ну, дело раскрыть.

И тут она расхохоталась:

— Римма, в нашей следственной бригаде двадцать шесть человек! Профессионалов высочайшего класса!

Я решила воспользоваться моментом ее вдруг улучшившегося настроения:

— Я тут про убийство Долматова узнала. — И поспешно добавила: — Из «Новостей». Есть уже подозреваемые? Задержанные?

— Римма. Не борзей. — Ее тон стал почти материнским.

Тяжело поднялась с дивана. Правую ногу — ту, где распухла косточка, — подволакивала. День и у Галины Георгиевны, без сомнений, выдался непростой.

На пороге обернулась, буркнула:

— Ксении больше не звони, Лейлу не ищи.

— А куда она делась? — простодушно спросила я.

— Лейла сегодня погибла.

— Как?!

— Спешила на работу. Превысила скорость. На дороге мокро. Машину занесло. Это несчастный случай.

— Вы смеетесь?

— Разумеется, будет экспертиза, — раздраженно ответила полицейская дама. — Но у нее водительский стаж всего полтора года и уже восемнадцать штрафов за превышение скорости.

— Но этого не может быть! В смысле — именно сейчас! Пока преступник не пойман, не бывает случайностей! Ее кто-то столкнул! Или тормоза испортил!

— Римма. Повторяю в последний раз. В самый последний. Над делом работаем мы. Не суйся. Не мешай.

И с треском захлопнула дверь.

Я достала из ящика иконку (на столе не держала, почему-то стеснялась). Перекрестилась, пробормотала:

— Лейла… Пусть тебе земля будет пухом.

Что сказать еще — не знала.

Растерянность накатила, придавила.

Мертвы теперь уже трое преподавателей. Погибли трое воспитанников. Симачев. Долматов. Что происходит? И что будет дальше?!

Я не знала. Но обернулась к монитору и увидела, что ответное письмо от Паши уже подмигивает.

Радостно открыла — и отпрянула.

Текст был таков:

— Эх, Римка. Вечно ты мне портишь жизнь.

И вот здесь я не выдержала. Начала рыдать. И предавалась этому вреднейшему для внешности занятию до самого глубокого вечера. Даже охранник Васька, когда выходила, взглянул подозрительно, спросил:

— Ты чего, Рим, такая опухшая? Бухаешь, что ли?

— Ага, — буркнула я. — Запойно.

И натолкнул ведь, подлец, на мысль. По пути к дому я остановилась, купила бутылку вина. Алкоголь в гордом одиночестве станет самым логичным завершением этого ужасного дня.

* * *

Я проснулась поздно и с больной головой. На тумбочке возле кровати немым укором стоял грязный бокал и тарелка с засохшими шкурками мандаринов. На полу валялись пустая бутылка, штопор и роман Сандры Браун — над счастливым концом (ура-ура, любовники воссоединились) я рыдала, когда окончательно напилась.

Боже мой, Римма, насколько низко ты пала!

Я осторожно — чтобы похмелье окончательно не разорвало мозг — спустила ноги с кровати. Еще и во вчерашних носках уснула. Кошмар. Что будет дальше? Ночевка в канаве?!

Схватила бутылку — скорее с глаз убрать свидетельство позора, и в этот момент дверь в спальню распахнулась.

На пороге, с чашкой пряно пахнущего чая в руках, стоял Павел Синичкин.

Я ведь так и не забрала у него ключ от своей квартиры!

Я пискнула — и, словно в нору, нырнула под одеяло. Конец всему! Никогда в жизни, даже когда мы недолгое время вели совместное хозяйство, я не появлялась перед Пашей настолько неприбранной. А тут он острым глазом сыщика увидел все. Следы попойки. Мое помятое лицо. Наверняка даже ноготь, который я вчера сломала на указательном пальце и не успела привести в порядок. Теперь имидж прекрасной дамы разрушен навсегда.

Синичкин молча подошел, звякнул своей чашкой о прикроватную тумбочку. Сильной рукой выковырнул меня из-под одеяла.

Я ожидала укоров. Презрения. Даже скандала. А он — начал целовать.

От него пахло индийскими специями и чаем с масалой. Какой запах в ответ предлагала я — страшно было подумать. Но я не стала просить пять минут — на почистить зубы, душ и макияж. Впервые в жизни мне оказалось плевать, как я выгляжу. Счастье пьянило, дурманило, плавило мозг. Паша бросил все и приехал! Только ради меня!!!

Как только я могла нести когда-то всю эту чушь: «Мы друг другу не подходим… Давай останемся коллегами и друзьями!»

И разве можно было сравнивать Синичкина с Нурланом? С Федором? С Джудом Лоу или Джонни Деппом?[18]

Никогда, нигде и никому прежде не отдавалась я со столь сумасшедшей страстью. Вела себя как минимум три публичные женщины в одном лице. По счастью, мой любимый сыщик не стал проводить расследование, почему я так счастлива, страстна и голодна до его мужского начала.

А когда последние искры фейерверка угасли, наградил поцелуем, устало выдохнул:

— Римка! Ты потрясающая!

И я с чувством отозвалась:

— А ты настоящий мужчина, Синичкин.

Машинально я отметила: чуть не впервые в жизни говорю сию избитую фразу полностью, от всей души, искренне.