Выкарабкавшись из развалин, я спрыгнул с полуметрового куска стены, приземлился на землю и в ускоренном темпе направился к группе своих людей. Они как раз начинали приходить в себя, что не могло не радовать. Иван был ко мне ближе всех; он пытался подняться на локтях, но давалось ему это с явным трудом.

Я подскочил к нему и подхватил под руку, после чего попытался выжать всем телом, чтобы поставить на ноги.

— Вставай, солдат, — натужно сказал я, выравниваясь во весь рост. Веса в Иване было явно побольше чем мне, но на ноги я его все же поставил. Хламник шатался, что-то гудел под нос, но через пару секунд раскрыл глаза, на секунду зажмурился, словно от яркого солнца и затем уставился на меня, словно не верим собственным глазам.

— Саша? Это ты? Как ты оказался в моей голове?

— Мы не в твоей голове. Мы в старом центре Петербурга, Иван. Давай, приходи в себя.

Я аккуратно отпустил его, поглядывая краем глаза. Мужчина осматривался вокруг, будто бы ему все казалось иллюзорным и ненастоящим. И я мог это понять, потому что, пробыв взаперти внутри собственной головы, не понимая, что время там течет иначе, можно было сойти с ума.

И после этой мысли я на мгновение задумался о том, что могло случиться с теми хламниками, которые находились здесь уже давно. Смогли ли они сохранить рассудок? Человечность? Смогут ли вернуться к реальности или поверить, что все кончилось и они снова в мире живых, а не заперты в чертогах разума?

Это сложные вопросы, на которые в данный момент у меня не было ответов. И их тоже придется решать уже по мере возникновения, когда станет ясно в каком состоянии будут наши пациенты.

Повернув голову, ближе всех ко мне оказалась Маргарита, к которой я направился. К счастью, Иван уже немного пришел в себя и тоже принялся будить остальных наших товарищей, аккуратно похлопывая по плечам и щекам.

Но пока шел к Рите, обратил внимание, что в голове нет настойчивого гула. Нет этого бесконечного «гуууу», от которого все внутри сворачивается, словно прокисшее молоко, и напрочь выбивает из колеи. Не было от слова «совсем». Ощущались только небольшие вибрации со стороны кристалла, но до него я еще доберусь, как только пойму, что все из пришедшей группы целы.

Я присел перед девушкой на корточки. Маргарите Долгорукова лежала на бочку и тихо сопела, словно спала самым крепким и спокойным сном младенца, не знающего ни о каких проблемах. Даже будить ее не хотелось. В лучах утреннего солнца ее рыжие волосы красиво переливались различными оттенками, начиная от золотого и заканчивая насыщенным красно-рыжим.

Положив руку ей на плечо, я мягко качнул девушку, пытаясь вывести из сна.

— Рита, — мягко обратился я к ней. — Рит.

Она поморщилась, слегка сведя аккуратные брови к переносице, после чего потянула воздух носом и подобрала под себя ноги.

— Еще пять минуточек, — пробурчала она. — И вообще, мне ко второй.

Я улыбнулся и хмыкнул.

— К сожалению, но ко второй ты уже опоздал. Вставай, нас ждут великие дела. Как минимум нужно вернуться домой. Я рад, что твое сознание осталось целым и невредимым.

Она нехотя разлепила веки и взглянула на меня, затем проморгалась и приподнялась на вытянутых руках. После всего этого послышался тяжелый вздох.

— Значит это был не сон.

— Нет, — констатировал я и протянул ей руку, предлагая встать.

Девушка ухватилась за мою ладонь и одним уверенным движением я помог ей подняться на ноги.

— Как голова?

— На месте, — ответила Рита. — Хотя тяжелая, а внутри словно ваты набили.

Я, на удивление, ничего подобного не испытывал, а даже напротив, ощущал прилив энергии, словно в груди поставили маленький атомный реактор, который теперь снабжал все тело.

Есть вероятность, что очень скоро меня догонят откаты и тогда я точно не буду радоваться жизни, но пока этого нет — нужно действовать.

— Сможешь помочь Ивану и остальным? Я хочу посмотреть как их товарищи, что прямо у кристалла лежат, а заодно и с ним разобраться.

— Да, конечно, — тут же отозвалась девушка.

— Хорошо, спасибо.

Возле черного блестящего камня действительно были люди. Не просто заставшие замшелые изваяния, которые остались от древних людей, нет, а живые люди. Исхудавшие, покрытые толстым слоем грязи, в рубище вместо одежды. Они напоминали мне людей с фотографий после содержания в лагерях — без слез просто так и не взглянешь.

Присев у одного мужчины — я попытался привести его в чувства, но ничего не получилось. Он лежал, скрутившись в позе эмбриона и не шевелился. Пусть дыхание его было равномерным и спокойным — в сознание он не приходи.

Тоже самое было и с женщиной, и с оставшимися семью людьми, которых я пытался разбудить, но все тщетно. Да, они живы, что главное, они целы и невредимы, но в себя не приходят. Есть вероятность, что их физическое истощение было настолько велико, что для того, чтобы выжить, организм вошел в состояние полукомы. Я не медик, таких заключений делать не имею права, но предположение такое зародилось.

Поэтому делать было нечего. Я подошел к гладкому черно-блестящему кристаллу и осмотрел его.

Он возвышался надо мной всего-то на метра два в высоту, но его присутствие ощущалось куда масштабнее. Кристалл не был монолитом, скорее, сросшимся скоплением огромных, идеально гладких граней, что сходились под неестественно острыми углами. Складывалось впечатление, что он пророс тут сквозь плиты, раздвинув их своей неумолимой силой, словно сорняк, в последствии превратившийся в нечто большее.

Чернота его была абсолютной, глубже самой безлунной ночи. Она не просто поглощала свет — она втягивала его в себя, и лишь сама поверхность отвечала странным, маслянистым блеском. Не зеркальным отражением, нет. Когда я подошел ближе, мое искаженное подобие мелькнуло на грани, словно на поверхности темной, неподвижной воды, а затем утонуло. Не было ни царапин, ни пыли, словно дикие звери опасались нарушить кристалл и не прикасались к нему. Даже птицы не погадили ни разу.

Он не излучал ни тепла, ни холода в привычном смысле, но рядом с ним воздух казался… плотнее. Тишина, пришедшая на смену Шепотму, вокруг него была густой и вязкой.

В его строгих, совершенных линиях было что-то гипнотическое и одновременно отталкивающее. Он был чужеродным телом в этом мире руин и упадка, осколком