—  Боже, что ты наделал, пена будет до потолка,  — произношу, отдышавшись от фейспалма.

 —  Да?

 —  Но запах сигарет перебьем, это точно.

Север иронично улыбается и кладет пальцы на свою рубашку. Переносит их от одной пуговицы к другой и расстегивает, не забывая бросать на меня испытывающие взгляды. Но распахивать полы не торопится. Я сижу на бортике и чувствую, что еще чуть и дерну ткань сама.

 —  Синяки еще остались,  — предупреждает он, подходя вплотную.  — На спине тоже есть, но еще пара деньков и выцветут совсем…

 —  Может, уже покажешь?

 —  А ты не начнешь хныкать?

Гад возвышается надо мной на правах высоченного роста и разговаривает с самодовольной мужской улыбкой. Как с маленькой и хрупкой. И ведь не поспоришь, я действительно малышка рядом с ним, это даже не словесная игра. Когда он называет меня малышкой, он говорит по делу.

Я качаю головой, и Север смелеет. Он переносит ладони на мои плечи и стягивает с меня легкий халат, на мне остаются только телесные трусики. Север наклоняется и уводит ладони ниже, очерчивает изгибы и запутанной жаркой дорожкой приходит к моей груди. Я шумно выдыхаю, когда он тесно обхватывает вершины и поглаживает соски шершавыми подушечками.

На мгновение я забываю, о чем мы говорили, и плавлюсь от терпкой изощренной ласки. Север опускается передо мной на колени и находит губами мои губы, сладко целует, проникая языком в рот, и разнузданно толкается глубже. Я послушно принимаю его, распахивая рот шире, и постанываю.

Невозможно...

Он делает что-то немыслимое со мной.

Мое тело напрягается от предвкушения, я могу представить яркую алую ленту, которая натягивается до предела и скручивается, снова и снова, оборот за оборотом  — это Север завязывает узелки на моей чувствительности.

Он водит длинными пальцами по моему телу, поглаживает и приручает. А мне так хорошо, что кажется, что я могу целоваться с ним вечность.

 —  Тебе хорошо?

 —  Ты еще спрашиваешь?  — я прикусываю его нижнюю губу и легонько оттягиваю ее, забавляясь, за что тут же получают по заслугам, Север жестко раскатывает мой сосок между пальцев.  — Боже… Хватит, Север, — прошу его, а сама трусь лицом об его шею, как сумасшедшая. — Мы должны снять с тебя рубашку, это не обсуждается. Даже не думай, тебе не удастся остаться в ней навечно.

Я нахожу последние силы и хватаю его запястья, не позволяя делать с моим телом всё, что ему захочется. Я пытаюсь изобразить решительный взгляд, но Север по-прежнему смотрит на меня, как на маленькую девочку, так что я оставляю эту затею. Вместо этого направляю его пальцы к его же рубашке.

 —  Черт, ты была права!  — неожиданно вспыхивает Север, бросая взгляд мне за спину.  — Я немного переборщил.

Я оборачиваюсь и замечаю огромное белоснежное облако, которое уже наползает на борт ванны и грозит заполнить всё вокруг. Север быстро поднимается на ноги и выключает воду, а потом столь же резким рывком возвращается ко мне. Я не успеваю понять, что он задумал, как взмываю вверх, а потом на его сильных руках опускаюсь в самую гущу. Я успеваю не то что испугаться, а схватить дозу адреналина от внезапности, и вскрикиваю тонким голоском.

 —  Нет, нет!  — зачем-то кричу, хотя уже накрыта пенной почти по самую макушку.  — Север!

Он сдувает с моего лица воздушные хлопья и заливается совершенно счастливым мальчишеским смехом. Он доволен, как бывают довольны только залюбленные коты, и беззастенчиво издевается над бедной женщиной. Я отвечаю ему тем же и вскидываю руки, чтобы пена вместе с водой попала и на него.

 —  Все, все, сдаюсь!  — кричит он. — Только не в глаза…

 —  Нет, иди сюда! Это ты начал, мои глаза никто не жалел!

Я тяну его на себя, поддаваясь детскому азарту, и только благодаря ловкости Севера не роняю его вниз головой. Ему удается перескочить через борт и остаться на ногах, но он позволяет утянуть себя за ворот рубашки, чтобы снова глубоко поцеловать. Правда, теперь с привкусом цветочного мыла.

 —  Мы оба перепачкались,  — Север отрывается от моих губ, а потом медленно выскальзывает прочь.  — Значит хочешь, чтобы я снял рубашку?

 —  И брюки тоже.

Север разгибается, поднимаясь во весь рост. Теперь пена достает ему лишь до коленей, он стоит надо мной и больше не тянет. Порывисто сбрасывает с плеч рубашку, играя налитыми мышцами бицепса, и накрывает широкими ладонями пряжку ремня. Я зачарованно слежу за его пальцами, но все же сбиваюсь и поднимаю глаза выше. Смотрю на его грудь и живот, проверяю те места, которым досталось от охранников у меня на глазах.

 —  Повернуться?

Кажется, Север хотел произнести это с прежней легкостью, но у него не выходит. Тогда я подхватываю мочалку, которая плавает в море пены рядом, и протягиваю ладонь Северу. Он помогает мне встать и тут же кладет ладони на мою талию.

 —  Не нужно,  — шепчу ему на ухо,  — я всё сделаю сама.

Я понижаю голос и настроение в комнате меняется. На смену беззаботному веселью приходит томная атмосфера, которая всегда легкими импульсами мерцает между мужчиной и женщиной. Но не всегда хватает умений или страсти, чтобы дать ей разгореться до устойчивого сияния.

Это как сумрак общего желания. Он окутывает и делает неважным весь остальной мир. Всё исчезает, остаётся только правда. То, что принадлежит и ему и мне, и делает нас одним целым. Даже не сам секс, а вот эти моменты до и после, когда можно почувствовать откровенную близость без самой близости.

Без проникновения.

Без физики.

Но сразу в душу.

Я провожу мочалкой по его плечам, потом по груди и кубикам пресса, делаю шаг в сторону и ловко ныряю ему за спину. Север делает смазанное движение, но все же остается на месте. А я опускаю взгляд и вижу следы жестоких ударов. Синяки выцвели, он не соврал, но я замечаю новые царапины. И кровоподтеки на предплечьях.

 —  Были еще допросы?  — я справляюсь с голосом и задаю вопрос без нерва.  — После того, как Марк меня забрал.

Я набираю воду губкой и осторожно касаюсь его кожи. Самих ран избегаю, а только нажимаю на губку, чтобы струи воды окатили крепкое тело Севера. И так раз за разом, я стираю грязь, запах, плохие воспоминания...

 —  Допросы  — это громкое слово,  — отзывается Север. —  Меня перевезли в другое место, в более-менее нормальное. Мы общались в кабинете, а не ангаре.

Общались. Он называет это общались.

 —  Потом Марку разрешили присутствовать, с ним дело пошло веселее.

 —  Били его, а не тебя?  — я сама зажмуриваюсь, когда слова неожиданно слетают с губ.  — Прости! Идиотская шутка...

Север вместо ответа оборачивается ко мне и ласково улыбается. Он показывает взглядом вниз, намекая, что мы неправильно используем ванну. Я киваю и опускаюсь в воду вместе с Севером, я обнимаю его спины и утыкаюсь подбородком в его плечо. Север тоже не теряет время зря  — он нащупывает под водой мои ноги и помогает мне завязать ими своего рода пояс на своей талии.