Пять урн образовывали круг, освещенный алым светом свечей, возле которого молились фениксийцы. Шестая, раскрытая, урна лежала в углу. Из нее к выломанным окнам тянулась дорожка пепла. Стены были выжжены.

— Так то был… только один Феникс? — удивленно спросил муэдзин, указывая на опрокинутую урну.

— Да, тот, которого охранял я сам, — ответил Сильвиэль, рухнув в кресло. — Лишь я согласился выполнить просьбу Эзры.

— Эзра? Я должен был догадаться, — сказал Фатум, садясь, в свою очередь.

Он покачал головой и обрушил на подлокотник кресла удар кулака.

— Я не достоин того, чтобы жить. Это он должен быть сейчас на моем месте. Если бы только я не был так упрям!..

— Вы напрасно так говорите, — возразил фениксиец. — Вы приговорили его, ибо это справедливо по вашим законам. А он принес себя в жертву, так как считал, что ради этого было бы справедливо умереть. Ни один из вас не ошибся.

— Я сделал ошибку…

— Было бы ошибкой умереть ни за что, вам не кажется? Или бежать, не защитив своих товарищей.

— Возможно, но именно Эзру будет благодарить мой народ… если мы победим.

— Он будет почитать и вас, ибо вы командовали сопротивлением Эль-Задина, — добавил Сильвиэль, склонившись к муэдзину.

— Эль-Задин… скорее, то, что от него осталось.

— Пока будет биться сердце хотя бы одного ликорнийца, он будет чтить ваше имя, Фатум. Вы это знаете, не так ли?

— Мне это безразлично, мальчик мой.

— Продолжайте исполнять ваши обязанности, вот и все. А мы, фениксийцы, сражаемся ради себе подобных, но в первую очередь ради спасения Волны и Хранителей. Тогда как перед вами, вокруг вас, есть еще мужчины, женщины, дети, которых нужно защищать, которых нужно спасти. Вы должны будете сделать все, что в ваших силах.

Фатум грустно улыбнулся.

— Вы правы, — признал он. — Теперь юноша, почти мальчик, дает мне советы.

— Я много потерял сегодня, господин, — возразил Сильвиэль, — но мэтры-кузнецы из Алой Башни научили меня одной вещи: пока лезвие не стало совершенным, нужно продолжать его ковать.

При этих словах Фатум встал, похлопал фениксийца по плечу, давая понять, что уходит.

— Господин? — окликнул его Сильвиэль.

— Да?

— Есть еще одна вещь, о которой я хотел вам рассказать. Я открыл эту тайну Эзре перед его смертью, и я должен также открыть ее вам.

Муэдзин нахмурился и внимательно посмотрел на фениксийца.

— Вне Миропотока развернулась другая война. Наш Великий Мэтр, Януэль, наследник лиги фениксийцев, сейчас в Харонии. Он Сын Волны. Он должен найти следы Фениксов Истоков, разбудить их и напустить на королевство мертвых. Там есть стена Пепла, Темные Тропы образуются через бреши в этой стене.

Фатум удивленно раскрыл глаза.

Он помнил о таинственных поисках, которые вели в Ликорнии муэдзины его поколения и их предшественники в течение многих лет. Ходили слухи, будто эти изыскания делались по приказу представителей Волн. Муэдзины раскапывали многовековые развалины в пустыне и расшифровывали старинные надписи.

Так, значит, Волны нашли то, что искали. Им удалось установить местонахождение стены Пепла и снарядить посланца в сердце «проклятого сада», как называли его старые муэдзины.

Фатум был потрясен. Ему казалось, что у него под ногами раздается неведомый ранее гул.

— И… он справляется со своей миссией?

— Мы ничего об этом не знаем. Мы можем лишь надеяться.

— Почему вы открыли мне эту тайну?

— Чтобы вы поняли, что… Харония, без сомнения, бросила все свои войска в тот бой, который до сих пор не утих под этими стенами, — сказал Сильвиэль, подойдя к разрушенным окнам. — Мы не можем знать наверняка, есть ли другие действующие фронты. Скорее всего, есть. Но самое главное — это держаться как можно дольше, во что бы то ни стало, пока у нас не кончатся силы.

— Нужно дать время этому… Януэлю, — задумчиво согласился Фатум. — Я понимаю, но… подождите, у меня есть другое предположение.

Сильвиэль вопросительно посмотрел на него. Муэдзин принялся расхаживать по комнате, погруженный в глубокую задумчивость. Затем он замер, подперев подбородок рукой, остановившись взглядом на урнах.

— Вы хотите сказать, что Темные Тропы воплощаются в Миропотоке благодаря этим брешам?

— Да, — ответил юный пегасиец, одолеваемый любопытством.

— И Темные Тропы сходятся сюда, в эту долину?

— Думаю, что это так… Во всяком случае большая часть, судя по количеству харонцев в городе.

— Хорошо… А если мы придем на помощь Великому Мэтру? Я хочу сказать, более непосредственно.

— Каким образом?

— Мои братья муэдзины, Асам и Хадим, раскрыли старинную стратегию, следы которой обнаружили в забытых пергаментах. Поскольку я не очень-то в это верил, я позволил им заниматься этим в одиночку. Но сейчас я думаю, а что если…

Он замолчал и снова предался размышлениям.

— Да говорите же, черт возьми! — воскликнул Сильвиэль.

— Я думаю, что это смогло бы помешать воплощению Темных Троп, — сказал наконец Фатум.

— Вы хотите таким способом помочь Януэлю? Напротив! Если харонцы больше не смогут нападать на нас, они все сосредоточатся в королевстве мертвых и Януэлю придется иметь дело с ними!

Сильвиэль побагровел от гнева.

— И правда, — согласился Фатум. — С другой стороны, с помощью нашей стратегии нам, может быть, удастся парализовать Харонию, уменьшить ее возможности действовать и передвигаться. Лучшее, что я могу сделать, — это показать ее вам. Следуйте за мной.

— Пс-ст!

Мэл поднял голову. Тело Коума оттягивало ему руки; плечи и спину жгла острая боль.

Из-за приоткрытой двери выглядывал маленький лысый человечек с бородкой и делал ему какие-то знаки.

Фениксиец положил Коума на землю и, задыхаясь, проговорил:

— Помогите мне нести его.

Мужчина приподнял полы своего одеяния, украшенного затейливыми символами, и подошел к Коуму. Вместе они дотащили раненого до двери.

— Я знаю, кто вы. В каком состоянии находится ваш друг?

— Он тяжело ранен в бедро, а потом его завалило при пожаре там, в центре…

— Давайте затащим его внутрь.

— Кто вы? — поинтересовался Мэл, который уже не доверял никому и подозрительно относился к каждой новой встрече.

— Мое имя Хадик. Я алхимик. Я также обладаю некоторыми познаниями в области медицины. Я могу вылечить вашего друга. Нужно торопиться.

Они отнесли молодого человека, находившегося без сознания, в Святилище Сна и уложили его на гору переливчатых подушек. Спящие куда-то исчезли. Лишь хозяин этого места знал, что они умерли, улыбаясь, погруженные в видения, порожденные их одурманенным сознанием. В глубине комнаты стоял заваленный всякой всячиной стол, освещаемый голубым фонарем. Мэл не стал разглядывать все причудливые трубы, извивавшиеся вдоль стен.