Справа, чуть поодаль, сидел шевалье де Жермонтас, придерживая длинную шпагу, на парчовой перевязи. Он одарил Мари своей лукавой улыбкой, почтенно пригнув голову, как только поймал взгляд прелестной герцогини.

Закончив разглядывать, друг друга, затянувшуюся паузу прервала де Шеврез. Тон её был торжественным и официальным.

– Господа, я здесь представляю Её Величество королеву Франции. Посему требую придельного внимания и пиетета. Обращаюсь к вам сеньор Эрерра, от лица нашей королевы Анны Австриийской, которая уполномочила меня донести до высочайшего сведения Его Католического Величества, своего венценосного брата, короля Филиппа, следующее: Учитывая интересы Испании, и соизмеряя их с нашими намерениями, вам жизненно необходимо помочь нам, дабы предотвратить опасность, которая назревает и в ближайшее время предстанет в виде серьезной угрозы как напрямую французскому, так косвенно испанскому королевствам. К этому, впрочем, мы еще вернемся. Мы предлагаем следующее: Испанские войска следует сосредоточить у французских границ, как с севера, с Фландрии, так и с юга, с Руссильона, чтобы по нашему сигналу осуществить вторжение во владения французской короны. Мы, в свою очередь, подымем вооруженные восстания, в большинстве провинций королевства. Это рассредоточит верные трону войска, и облегчит продвижение испанской армии. Главной задачей компании является свержение Людовика Бурбона, и отстранение от власти герцога де Ришелье. А так же воцарение на трон королевы Анны Австрийской, под этим я подразумеваю сосредоточение в её руках власти, разумеется, посредством вступления в брак с Гастоном Орлеанским, который станет обладателем короны после Людовика.

Герцогиня говорила с такой чувствительностью и горячностью, что разрумянилась и запыхалась. Испанец выдержал паузу, как опытный дипломат, тем давая понять, что в вышеизложенном, есть прямая заинтересованность лишь определенной части французской знати, и гораздо в меньшей степени испанского королевства. За время пылкой речи герцогини, он безучастно рассматривал картину, очевидно, один из пейзажей Хендрика Аверкампа4 , висевшую на стене, за её спиной. И лишь после того, как де Шеврез закончила, он лениво перевел взгляд на представительницу королевы, тихим, вкрадчивым голосом вымолвив:

– Сеньора, хочу вас заверить, что мой король всячески поддерживает свою дорожайшую сестру, Её Величество Анну. Но и у нас имеются определенные трудности и некоторые, скажем так, пожелания, к нынешнему правителю Франции, касательно наших нынешних границ и их пересмотра. И я полагаю, существует ещё ряд требований, которые затрудняюсь назвать немедленно. Прошу не понять меня превратно.

Испанец невинно отклонил в сторону голову, изобразив подобие улыбки. Де Шеврез не имевшей должного опыта в ведении подобных переговоров, не удалось скрыть чрезвычайного волнения, вызванного высочайшей ценой вопроса. Она понимала – дай она слабинку и этот дошлый испанец, чья проницательность не вызывала сомнений, вцепится железной хваткой ей в горло и заставит играть по его правилам. Осознавая всю важность происходящего, Мари сделала вид, что манипуляции пиренейского гостя не произвели на неё, ни малейшего впечатления, и также сухо, чеканя каждое слово, продолжила.

– Мы осведомлены о ваших трудностях, в том числе во Фландрии. Но нам, так же, стало известно, что Мориц Оранский5 скончался, а это, несомненно, можно расценивать как добрый знак, для Испании. Но, невзирая на смерть вождя этих вероотступников, вы не очистили от еретиков, крепость Бреду, которая является не просто важным стратегическим пунктом, она есть ключ к Брабанту6 . Да, голландцам помогают англичане но!

Герцогиня намеренно сделала паузу, расставляя акценты. Испанец, задумчиво поглаживая бородку, с интересом покосился на де Шеврез.

– Сеньор Эррера, «настоящий, опасный враг это тот которого мы не видим».

Эррера улыбнулся, кивая головой.

– Эта мысль насколько верна, настолько стара.

– Несомненно, ведь она принадлежит великому Цезарю.

Испанский посланник столкнулся взглядами с герцогиней, и в его глазах появилась та искорка, которой не наблюдалось в дебюте разыгрываемой дипломатической партии. Эррера улыбнулся, легким поклоном обозначив высокую оценку умению парижанки направить разговор в нужное русло. Граф понял, что за маской прелестной дилетантки, скрывается серьёзный и сильный противник, и если герцогине не хватает опыта, то в смелости и стремительности ей не откажешь. Закинул ногу на ногу, он, желая продемонстрировать непринужденность, предвзято произнес:

– Вы правы, касательно Бреды. Но смею вас заверить, с наступлением лета, мы овладеем этим проклятым городом. А, что до англичан, то не усматриваю в их союзе с голландцами ничего странного, они ведь такие же – еретики.

– Всё это так, но вы не учитываете одной важной детали, – победа дьявола в том, что он внушил всем, будто его не существует.

Лицо герцогини исказила ненависть, казалось, сковавшая судорогой столь милые черты. С неимоверным усилием, она заставила себя улыбнуться.

– Вы сеньор Эррера, попались на его уловку, посему и не берете в счет господина де Ришелье. Только он может сравнится с усопшим Оранским. Он тот, кого следует опасаться более всего. Он представляет большую угрозу, чем Карл английский со всеми его министрами. А смерть штатгальтера, смею вас заверить, лишь мобилизует кардинала. Его Преосвященству выгодно, чтобы Испания увязла во Фландрии, и он сделает всё, чтобы война продолжалась. Он дьявол, сеньор граф! От него все беды. Поэтому в ваших же интересах избавиться от этого монстра.

Эррера замыслился, раскладывая в голове всевозможные политические пасьянсы. Но де Шеврез решила не останавливаться и дожать посланца, поставив в завершении жирную точку. Точку, отточенную, словно острый клинок, который пронзит любого и каждого испанца в самое сердце. Точку, которую ставит человек, желающий нанести обиду. Обиду, от которой веет посягательством на величие и могущество империи, в которой никогда не садиться солнце7 , где из Мадрида, Кастильский лев вершит судьбы мира.

– Но и это ещё не всё. Испанские шпионы, окутавшие Францию своими сетями, до сих пор находились в безопасности, из-за нерасторопности и лени полицейских чиновников нашего королевства. И, что же? Сейчас мы наблюдаем иную картину. Ришелье, со своими приспешниками и ищейками, сумел побеспокоить беззаботное процветание ваших секретных служб. И смею заверить это только начало! Но даже не на это мне хотелось бы обратить ваше драгоценное внимание, милостивый государь. Вы, испанцы, впервые столкнулись с целой лавиной тайных осведомителей на своей территории! Вот откуда исходит истинная опасность! Вы впервые за годы противостояния с Францией, ощутили неудобства подобной силы и столь серьёзного масштаба. «Времена меняются, теперь, за те же деньги, Иуда целует 30 человек» – любит повторять кардинал, и его слова не расходятся с делом, когда он покупает нужных людей, и подданные Его Католического Величества8 не составляют исключения.

Всем доводам, так метко выпущенным де Шаврез, и сумевшим в значительной мере потревожить, как не пытался это скрыть её визави, испанское самолюбие, граф сумел противопоставить лишь фальшивую улыбку, наиважнейшее оружие в арсенале любого дипломата и ироничные аплодисменты. Он несколько раз, демонстративно громко, хлопнул в ладоши, что возымело неоднозначный эффект – то ли он аплодировал победе герцогини, то ли собственному фиаско. Но перемена настроения была налицо, высокомерную леность, сменила холодная официальность, прозвучавшая в ответе испанского посланника.