— Как я тебя подставила, Евочка…

— Мам, не плач! Тебе нельзя. Ничего ты не подставила…

— Я же денег у Степана Александровича взяла, а когда мне сказали, что еще на лекарство нужно, то в банк пошла за кредитом. Ева, нам теперь долги отдать надо и начальнику твоему и в банк…

Я закусила губу. Понимала, что положение усугубилось. Одно дело работать на Степана Александровича в две смены, чтобы погасить долг. Другое, пахать в те же две смены и еще где-то искать третью, чтобы на кредит заработать.

Победа в шоу стала моим единственным шансом.

После получения черного фартука я шла к Яну Заславскому, чтобы рассказать ему о подставе. После нашего поцелуя я надеялась, что он простит меня и оставит.

Еще надеялась на его чувство вины за поступок жены. Хотя в этой ситуации я сама смотрелась некрасиво, поощряя ухаживания шефа будучи переодетой в парня.

Но надо было положить конец.

Ян остался на ночь в своем кабинете, поэтому я выскользнула из общежития, и жутко нервничая, пошла к нему.

Он разговаривал по телефону. Я решила дождаться конца разговора, а потом постучать и войти, но…

— Давай только предположим, что победит не тот участник, на которого составлен договор. У нас есть в документах условия, что мы можем вручить приз участнику, с которым не заключали договор?

Я затаилась. Если я правильно поняла, это могло касаться меня напрямую. Ведь я самозванка, и договор подписывала составленный не на мое имя!

— То есть, в процессе шоу я не могу взять нового участника и заключить с ним договор? А почему? Какой прецедент? Да какое другим дело, кого я выберу победителем?

Я закусила губу, чтобы не расплакаться. Я не смогу признаться Яну. Мое признание будет отказом от победы.

А мне очень, очень нужны деньги!

Я не стала дожидаться окончания разговора. Тихо отошла от двери кабинета, спустилась с лестницы и ушла к себе.

Раз уж я пришла на шоу как Дан, значит и уйду с шоу как Дан. И очень постараюсь уйти победителем!

На следующий конкурс очень постаралась выиграть.

Меня все еще разрывало от противоречивых желаний. Действия Яна были неожиданными, спонтанными, но при этом он выглядел абсолютно искренним и внимательным.

Я совершенно не обиделась на него за случай в аквапарке… Сама виновата, что не предупредила… Но он так убивался, просил прощения, завалил букетами и конфетами, даже приставил помощника, чтобы тот меня встретил и вернул в общежитие.

Вечером заходил раза два, чтобы спросить о самочувствии.

Он был… невероятным и искреннем, а я ответить тем же не могла.

Но могла хотя бы оправдать его ожидания в конкурсе, выбив победу!

И я очень постаралась, вложила все силы и любовь в ягненка, клюквенный соус и морковное пюре с запеченными баклажанами. Боялась, что немного перемудрила, и очень обрадовалась, когда жюри однозначно одобрило блюдо и все его компоненты.

Ян улыбался. Не скалился, как делал это обычно, а искренне, по-доброму улыбался.

Я его люблю. Ничего не могу с этим поделать, но жизнь начинает биться иначе, когда Ян заходит в помещение, где я томлюсь на медленном огне. Все его приказы, просьбы, демонстрации я воспринимаю на личный счет. Как он смотрит на меня, как дотрагивается, как помогает, для меня почти секс.

Я не знаю что думает он, что вкладывает во все это он. Может Ян со всеми участниками так разговаривает, до всех так дотрагивается… Но стоит об этом подумать, как меня заполняет жгучая ненависть! Ох, как я всех начинаю ненавидеть и ревновать!

И я могу тысячу раз напоминать себе, что Ян Заславский, женат, успешен, окружен невероятными красавицами, чтобы обратить внимание на такую простушку как я, но я то вижу, как он уже неделю спит в своем кабинете, завтракает вместе с нами на кухне, и вечером я часто вижу его под окнами ресторана, уходящего куда-то и возвращающегося вновь.

Ну какой счастливый муж будет жить отдельно от жены? Да и зачем?!

Несмотря на то, что первоочередной целью стало выиграть деньги и покрыть долги за операцию мамы, в глубине души я лелеяла надежду, что может быть… если я выиграю шоу… может быть буду работать рядом с Яном и у меня появится настоящий шанс ему понравится.

А пока я собиралась на фотосессию немного дергаясь, как бы при переодевании и макияже не стали задавать неудобные вопросы. Мне сложно будет на них ответить.

— Дан! — из нашей общаговской кухни закричала Ангелина. — Тебя Ян Станиславович зовет!

Я вздрогнула и прижала руки к груди. Вот ненормальная. От одного упоминания его имени сердце бешено колотиться начинает.

— Иду!

Я еще раз глянула на себя в зеркало, поправляя мешковатый джемпер и бесформенные джинсы. Повязала бандану на шее и спустилась вниз, подбадривая оставшимися участниками.

Целый день с Яном. Только он и я.

Обалдеть!

Он выглядел потрясающе. В деловом строгом костюме черного цвета, в белоснежной рубашке и с черной бабочкой вместо галстука.

Как жених.

Я встала как вкопанная, не доходя до него несколько шагов. С ужасом опустила голову и оглядела себя. Меня не предупредили, что форма одежды парадная. Да и откуда я здесь возьму смокинг?

Губы непроизвольно задрожали. Кажется наше “свидание” накрывается медным тазом. Меня просто не пустят в его модный ресторан! Дресс-код! Как я об этом не подумала?

— Готов?

Ян словно не замечая моей дурацкой одежды, протянул руку, приглашая подойти.

Я сократила разделяющие нас шаги и вложила свою ладонь в его. Ян сжал. Нежно, осторожно, внимательно вглядываясь мне в лицо.

— Ты чего какой расстроенный?

Пришлось признаться:

— Я не подумал об одежде. Надел, что было… И вот…

Жестом показала на себя, потом отзеркалила его. И так же все ясно!

— Для этого на фотосете есть костюмеры. Нам подберут что-нибудь подходящее, а на свою кухню я все равно заставлю тебя надеть форму.

Я счастливо засмеялась, даже не надеясь, что все так легко решается!

— Поехали?

Я кивнула, и мы пошли на выход к машине. Я думала, поведет Ян, но за рулем сидел его помощник. Из-за этого всю дорогу мы молчали и между нами снова повисло напряжение.

Черт, а я же так надеялась, что этот день будет нашим и только нашим!

Вот только Кирилл довез нас до студии и уехал, оставив меня наедине с Яном… И еще с десятком людей, задействованных в нашей съемке.

Яна Заславского взяли в оборот гримеры, обещая только убрать лишний блеск с лица, а в остальном не тонировать его сияющую красоту.