– М-м-м, – промычала я.

– И не мычи, как немой Максим! С детства его ненавижу.

Я удивился.

– Кого?

– Немого Максима! Он утопил собаку! Забыла, как ее звали. Ку-ку. Чу-чу. Пу-пу. Что-то такое.

– Муму, – осенило меня, – ты имеешь в виду Герасима?

– Отвратный мужик, – бушевала маменька, – пса в воду кинул.

Я снова удивился. До сих пор не замечал у Николетты настоящей любви к животным. Под влиянием минуты она может чмокнуть чью-то псинку и просюсюкать: «У-тю-тю, заинька». Но заботиться о ком-то хвостатом, лечить, кормить, гулять, это увольте. На моей памяти был лишь один случай, когда Николетта завела пса породы африканский ледовый розовокустый скандинавский гончий. Но потом выяснилось, что на самом деле пес, носящий кличку Людвиг Ван Иоганн Вольфганг Цезарь Брут Ницше, обычная дворняжка, матушка решила отправить неблагородное существо на усыпление.

И теперь собака живет у нас с Борисом, откликается на Демьянку, потому что вскоре после того, как «дворянин» перебрался к нам, выяснилось, что он не мужского, а женского пола, да еще и беременный в придачу[6].

– Меня в школе заставили про этого Максима стихотворение учить, – вещала маменька, – а потом не взяли на конкурс, потому что я запнулась в одном месте! Ненавижу Максима и собаку Ку-ку! Из-за них я не получила аплодисменты! Награду! Жаль, что мужик сам с ней не утопился! Вава! Хватит без конца болтать! У меня от тебя мигрень начинается. Слушай!

– М-м-м, – издал я, проглотив вежливое: «Весь внимание».

– Кока основатель Общества спасения русской математики… Вава, ты меня понимаешь?

Вообще-то мне было не ясно, от кого надо спасать русскую математику и при чем тут Кока, которая не знает даже таблицы умножения, но инстинкт самосохранения велел сказать:

– Конечно.

Маменька затараторила без остановки.

– Для привлечения внимания к проблеме завтра в полдень на берегу Москвы-реки у села Глухово, там у зятя Коки загородный дом, пройдет парад литературных героев. Лучшие люди России, одетые в соответствующие костюмы, прошагают маршем, призывая всех обратить внимание на нашу несчастную математику, – пафосно продекламировала маменька. – Ты исполняешь роль… этого… ну… как его… Вава! Напомни, ты его точно знаешь! Ужасно знаменитый автор! Обожаю его.

Интересоваться, почему на мероприятии, которое должно стать спасательным кругом для точной науки, продефилируют герои книг, не стоило.

– Вава! – злилась маменька. – Он много пил! Писатель.

Я издал тихий смешок. Покажите мне, кто из деятелей пера не любит приложиться к бутылке. Разве что несколько дам, которые строчат детективы в режиме нон-стоп, подозреваю, они вместо выпивки истребляют горы шоколада.

– Вава! Ты окончил литературный институт! Покажи свое образование! Великий! Он создал очень известный роман. Название в одно слово. Ты станешь главным героем! Это слово отлично тебя характеризует!

– Имеешь в виду роман Достоевского «Идиот»? – изо всех сил сдерживая смех, поинтересовался я.

– Да! – выпалила маменька. – Слава богу! Вспомнила. Приезжай к одиннадцати. Надо переодеться! Надеть парик! Загримироваться! Вава! За лучший проход дадут медаль! И премию. Там соберется много журналистов. Понял?

– Хорошо, – пообещал я, – непременно явлюсь.

– И возьми Масю, – потребовала Николетта.

– Имеешь в виду Мотю? – уточнил я.

– Свою невесту, – зачирикала маменька, – ах, как она мне нравится! Милейшая девочка! Генри тоже приглашен. Все. Более сегодня не звони. Вава, не очень-то вежливо с твоей стороны беспокоить меня около полуночи. Принимаю ванну, хочется покоя.

Я положил трубку на полку у зеркала.

– Скажите, Геннадий, вы завтра присутствуете на мероприятии?

Портной чуть наклонил голову.

– Безусловно. Напрокат взята масса костюмов, вдруг что-то оторвется, пуговица например.

– Сделайте одолжение, давайте тогда обойдемся без примерки, – попросил я, – час поздний, я хочу спать. Если вдруг завтра окажется, что наряд чуть не по фигуре, это ерунда. Мне же в нем всего лишь разок пройтись. Заколете на мне одежду, и делу конец.

– Желание клиента закон, – заявил портной, который, похоже, обрадовался моему решению.

На следующий день ровно в одиннадцать я подъехал к железным воротам имения зятя Коки и сказал охране:

– На мероприятие.

– Фамилия? – зевнул парень.

– Подушкин, – ответил я, – нас трое.

– Мы тут, – хором сказали с заднего сиденья Генри и Матрена.

– Нет вас, – отрезал охранник, – пропуск не заказан.

Сзади раздался гудок. Я взял левее и позвонил Коке.

– Да? Что надо? Не мешайте! Без вас голова крутится! Говорите живо! Ну? Скорей! Почему молчите? – в секунду выпалила подруга маменьки.

– Кока, это Иван Павлович.

– Ваняша! Примчался?

– Да, но меня не пускают.

– Почему?

– Фамилия отсутствует в списке.

– Идиоты! Кретины! Крысы! – зашумела дама. – Ненавижу дураков. Стой, не двигайся. Сейчас ликвидирую проблему.

Через минуту к моему седану вразвалочку приблизился секьюрити.

– Вы Кукушкин?

– А что? – предусмотрительно спросил я.

– Если Кукушкин, то въезжайте, если нет, то пропуск не заказан.

– Он стопроцентно Кукушкин, – нежным голоском произнесла Мотя, – самый кукушечный Кукушкин. И мать его, и отец, и дед-прадед-пращур… Даже динозавр, который вход в пещеру стерег, где семья в каменном веке жила, Кукушкин был.

– По центральной алее до парковки, далее пешком, – пояснил парень и открыл ворота.

– Динозавр Кукушкин, – рассмеялся я, медленно двигаясь в указанном направлении. – Интересно, как его звали?

– Иван Павлович, конечно, – захихикала Мотя. – Как же еще? Вон парковка, и рядом с ней шатер с табличкой «Раздевалка участников конкурса».

– Думаю, Ваня, тебе туда, – заметил Генри, – а мы пойдем искать мою матушку и занимать места на трибуне. Ваня! Ты победишь.

– Золотая медаль точно вам достанется, – приободрила меня Матрена, – интересно, какой приз дадут за первое место?

– Обои с рисунком из математических символов, – усмехнулся я.

Генри взял невесту под руку.

– Кому может понравиться такое покрытие для стен?