– Эльдар Эдуардович, вперед! И без вашего любимого трюка! Без аквапарка, как в прошлый раз, когда мы здесь устраивали благотворительный спектакль. О’кей?

Ишак резво посеменил вперед, и спустя считаные секунды я очутился перед трибуной, где сидели в пух и прах разодетые дамы и несколько мрачных мужчин.

– Вава! – завопила Николетта, вскакивая.

– Ваня! – заорали Генри, Анна и Матрена.

– Ив-ан! Ив-ан! Ив-ан! – стали скандировать остальные.

Я, не ожидавший столь радушного приема, отпустил поводья и стал махать руками, приветствуя почтенное собрание. Осел замер. Искупавшись в овациях, я решил благополучно удалиться, взял поводья и дернул их.

– Тпру!

Осел не шевельнулся.

– То есть но! – поправился я.

Ишак и ухом не повел.

– Давай, двигайся, – велел я.

Но животное даже не вздрогнуло.

Я начал пинать упрямца коленями, услышал сзади крик:

– А-а-а-а-а, – хотел оглянуться, и тут мимо меня на большой скорости пронесся слоноподобный конь, на котором лежал толстячок.

Осел заорал:

– Иии-ааа! Иии-ааа!

Жеребец свернул налево и резко остановился на берегу небольшого озера, где плавали утки. С воплем:

– …! – Илья Петрович перелетел через голову скакуна и рухнул в воду.

Трибуна бешено зааплодировала, дамы закричали:

– Гениально, потрясающе, акробатический трюк, сальто… восторг!

Зрители не поняли, что несчастный Кукушкин терпит бедствие, все решили: им продемонстрировали постановочный кульбит.

Я стукнул осла ладонью промеж ушей.

– Эдуард Эльдарович, пора сматываться. То есть Эльдар… Э…

Ишак мотнул башкой, сделал пару виляющих движений задом и со скоростью обезумевшего самолета кинулся к озеру. Я выронил поводья, закричал:

– Стой!

И тут неведомая сила подняла меня, затем бросила в сторону. Через мгновение ваш покорный слуга рухнул в воду, окунулся в нее с головой, отчаянно забил руками, нащупал ногами дно, встал и заорал:

– А-а-а!

– О-о-о! – завопил кто-то около меня.

Я догадался открыть глаза и понял, что рядом стоит совершенно мокрый Илья Петрович, а чуть поодаль от нас покачивается несколько уток.

– Ура! Гениально! Шикарно! Потрясающе! Водная феерия! Акробатика! – восхищались зрители.

Я вспомнил слова Татьяны, обращенные к ослу: «Без аквапарка, как в прошлый раз», и понял, что она имела в виду. Похоже, сброс всадника в озеро – это хобби вредного осла.

– Чтоб я еще раз дал согласие участвовать в этой глупости, – простонал Илья.

– Более никогда, – с жаром добавил я. – Что теперь делать? Не стоять же нам тут до конца мероприятия? А вылезать и идти мимо трибун в образе мокрого кота желания нет.

– У меня тоже, – согласился Кукушкин.

– Давайте двинем налево, – предложил я, – выберемся вон там, у раздевалки.

– Отличная идея, – одобрил Илья, – ну до чего мне бабы надоели! Напридумывают всякой хрени! Вас тоже жена сюда на аркане приволокла?

– Маменька, – пояснил я, – с ней лучше не спорить.

– С супругой тоже, – вздохнул Кукушкин, рассекая воду, как могучий крейсер, – моя так просто Эрида. Это имя носила…

– Богиня раздора и хаоса в греческой мифологии, – улыбнулся я, – римляне именовали ее Дискордия.

Илья Петрович округлил глаза.

– Вы историк?

– Нет, владелец частного детективного агентства Иван Павлович Подушкин, – представился я, понимая, что товарищ по купанию навряд ли запомнил мое имя, сказанное ему у раздевалок.

– Хм, – протянул Илья.

Я вылез на берег, протянул руку толстяку и втащил его на земную твердь.

– Удивительная вещь, – сказал он, – я тоже владелец частного сыскного агентства, Илья Петрович Кукушкин. Вот уж не думал, что встречу в грязной луже любителя греческой мифологии! Надеюсь, моя жена и ваша матушка получат за все наши с вами страдания, муки и заплыв диплом вкупе с какой-нибудь бранзулеткой.

Я рассмеялся, Илья Петрович присоединился ко мне.

С воплем:

– Вы живы! – от раздевалки к нам подбежала Татьяна.

– Откуда вы про меня узнали? – тихо спросила Фаина Григорьевна, усаживая меня в маленькой кухоньке.

– Долго объяснять, – улыбнулся я, – скажу кратко: к нам обратился клиент. В процессе работы над его проблемой мой сотрудник выяснил, что вы считаете виновницей смерти своего зятя копию картины с названием «Кошечка Хаврошечка». Если объясните мне, почему вы пришли к такому выводу, буду вам очень благодарен.

Стеклова поставила передо мной банку с растворимым кофе и включила чайник.

– Если буду рассказывать правду, вы сочтете меня сумасшедшей.

– Вы не похожи на женщину, которая лишилась разума, – мягко сказал я, – я не психиатр, не имею права ставить диагнозы и не склонен делать поспешных выводов о душевном здоровье окружающих. Пожалуйста, поделитесь со мной информацией. Вы не очень ладите с дочерью?

Фаина пододвинула ко мне банку.

– Насыпайте. Я живу на ограниченные средства, но кофеек покупаю самый дорогой. Дочь! Она мне не родная. Вероника – дочь мужа от первого брака. Ее мать не пойми куда делась. Учитывая образ жизни, который она вела, у меня всегда были сомнения в том, что она зачала Нику от супруга. Яков Григорьевич отличался крайней порядочностью, скромностью, полным отсутствием амбиций и зависти, всегда довольствовался тем, что имел. Я такая же. А Вероника лет с семи твердила:

– Не хочу жить, как вы! Обзаведусь богатым мужем, шикарным домом, заполучу много-много денег…

Мы с супругом пытались обуздать неразумные желания дочки, но это как цунами зонтиком удерживать. Богатство являлось для Вероники основной целью, чтобы получить немного денег, девочка была готова на все. Согласитесь, это плохо и опасно. Да вы пейте кофеек, он самый лучший из всех, что продаются.

Я никогда не пробую растворимый напиток, может, он и не плох, но к настоящей арабике ни малейшего отношения не имеет. Но в данной ситуации нельзя отказаться от угощения, пришлось сделать глоток.

– На беду Вероника выросла красавицей, – грустно продолжала Фаина, – Яков умер, когда девочке исполнилось двенадцать, я стала ее одна тянуть. То, что она мне не родная, тщательно скрывала. Ни разу не дала ей понять, что мы по крови чужие. Что может себе позволить педагог русского языка и литературы? Зарплата маленькая, учеников взять невозможно, к ним надо после работы бегать. Я же боялась Нику одну оставить, за ней глаз да глаз требовался. Нам едва на еду хватало. А Вероника просила новые платья, туфли, косметику, золотые сережки… Она меня постоянно упрекала в лени, в жадности, в нежелании сделать ей подарок. Каждый день скандалы, слезы. В семнадцать лет Ника поступила учиться в институт, там устроили конкурс красоты. Она получила первое место и попала на городское мероприятие, спонсором последнего был Виско. Ну и закрутилась у них любовь. Вернее, сильное чувство испытывал Егор, Вероникой двигал простой расчет: мужик богат, никогда не был женат, бездетен. Идеальный жених. Дочь получила все, что хотела, и даже больше. Роскошная свадьба, платье из Лондона, медовый месяц в Париже, кредитка с неограниченным лимитом… Но к бочке меда прилагались капли дегтя. Первая – это я. Егор рос в детдоме, мамы, которая печет по утрам мальчику оладушки, у него не было, а я начала о нем заботиться. Он мне нравился, простой, открытый, умеющий радоваться мелочам, ценить знаки внимания, патологически не скандальный, терпеливый. Мы с зятем подружились, он настоял, чтобы я поселилась с его семьей. Вероника не спорила, но я поняла: она меня возненавидит.