– Да ты что? – расхохоталась Нинка. – Аслан? Вот ушлый осетин! А я понять не могла, откуда у Алки на столе айва и сухое домашнее вино! Это он взятку дал, так она, продажная девка, выдала тебя с головой. Сейчас приеду.

Аслан был неприятно поражен поведением невесты: взбесилась, что ли? Зачем бежать? Зачем хлопать дверью? Что теперь ему делать с этим вином, виноградом и орехами? Не назад же везти.

В темном чужом дворе жениха ожидал еще один сюрприз.

Ослепив фарами, у песочницы, где нахохлившимся вороном сидел Аслан, остановилась машина. Из машины выскочила высоченная девица, тощая и длинная, как верста коломенская, дыдла не иначе, как из баскетбольной команды России, таких он близко никогда не видел – только по телевизору.

Девица открыла багажник и закинула в него баулы с подарками. Аслан бросился спасать добро, но девица впихнула жениха в машину, отвезла в кафе, где сначала запугала Административным (сексуальное домогательство) и уголовным (нарушение неприкосновенности жилища) кодексом РФ, а потом понесла какую-то чушь про судьбу, про терпение, про то, что браки совершаются на небесах, велела вернуться во Владикавказ, затихнуть и ждать. Но Аслан Алаев очень хорошо знал, что такое женщина.

– Уеду, он найдет другой муж, – уперся джигит.

Нинка зашла с другого бока:

– Ой, Асланчик, никого она не найдет. Женька, как мужа похоронила, ни о ком слышать не желает. Я пытаюсь выдать ее замуж уже три года – никто не хочет вдову, влюбленную в покойного мужа, да еще с ребенком.

Аслан кивал, соглашаясь, чесал репу. Нинка уже расслабилась и прикидывала, как половчее препроводить гостя на вокзал.

– Может, ты станешь моим жена? – огорошил гость.

– Я? Я же на две головы выше тебя, Аслан, – высокомерно хмыкнула Мелентьева.

– Женщин нэ может быть выше, он может быть длинней! – с достоинством парировал джигит.

Мелентьева от души посмеялась над махровым шовинизмом Аслана, но договор нарушать отказалась:

– Наверное, ты прав, Аслан, но муж у меня есть, а с тобой мы союзники, партнеры. Я сваха, ты жених.

Скрепив договор рукопожатием, Нинка отвезла жениха на вокзал.

Поздно вечером Мелентьева втащила дары Кавказа на кухню к Жене, и подруги приложились к вину, просидев за разговорами полночи.

Главной темой обсуждения в этот вечер были государственные и коммерческие банки – кровеносные сосуды экономики, важнее которых может быть только сама экономика, но без кровеносных сосудов она – ничто.

* * *

…Халтурин не был националистом и ничего не имел против смешанных браков, но чтобы Женя променяла его на такого стручка? Он же вдвое старше, этот ее жених, не говоря об остальном. Нинка что, специально подсовывает Жене неликвид? Лучшая подруга, называется. А потом столько разговоров о наших девушках, безоглядно связавших свою судьбу с иностранцами… Все зло от брачных контор.

Весь следующий день Халтурин настраивался на серьезный разговор с Женей, но вырваться с работы не получилось.

Завод требовал все больше и больше внимания.

Наконец, Евгений выкроил время и позвонил Нинке.

Барабаня пальцами от нетерпения, выслушал несколько длинных гудков в трубке, и, как только услышал голос Мелентьевой, не смог сдержать возмущение:

– Ты почему не звонишь?

– А должна была?

– А разве нет?

– Если ты по поводу женитьбы, то опоздал. Я уже дала согласие Божко.

– Нин, не дури.

– А тогда зачем я должна была звонить?

– Насчет Жени. Ты ей объяснила?

– Пф, – фыркнула Нинка, – давно объяснила, и думала, ты уже поговорил с Женькой, и вы ходите в кино на последний сеанс и сидите на последнем ряду в кинотеатре и целуетесь.

Халтурин с бьющимся сердцем представил картину: он и Женя на последнем ряду в кинозале, целуются, как школьники. В общем, он совсем не против…

– А что? Нет? – недоумевала Нинка.

– Нет, – промычал Евгений.

– Ну, и дураки. Я все рассказала ей, дальше ты сам.

– Не ты ли ей подсунула жениха?

– Ах, это! Это ерунда. Я когда-то Женькину фотографию отправляла на сайт знакомств. Вот – пришел запоздалый ответ в натуральном виде. А ты откуда знаешь? – спохватилась Мелентьева. – Я Асланчика в тот же день спровадила домой, во Владикавказ, так откуда ты о нем узнал?

– Видел.

– Где?

– Во дворе. Приехал поговорить с Женей, а там этот…

– Ой, я не могу. И что? И ты не стал мешать большому и светлому чувству?

– Примерно, так.

– И кто ты после этого? Знаешь, я тебе помогать не стану. Ты не пара Жене.

– Это почему? – оскорбился Халтурин.

– Потому что ей нужен настоящий мужик, а не размазня. Ну, увидел ты, как она разговаривает с кем-то, ну и что? Подошел бы, спросил, что это значит, кто этот тип, и все бы понял. А ты что делаешь? Поворачиваешься и уходишь.

– Ничего подобного, я поговорил с женихом, он мне все объяснил. Сказал – это «мой нэвэст» и они «будут жэницца», – передразнил Аслана Халтурин.

– И после этого ты покинул арену.

– Конечно.

– По-твоему, это мужское поведение?

– А какое это поведение?

– Самоустранение – мужское поведение? С каких это пор?

– Если бы я задержался там, я бы врезал этому субъекту и собственными руками сделал бы из него мученика. Женя бы кинулась спасать ухажера, вызвала бы скорую и полицию, меня бы забрали, а жених оказался бы у Жени в квартире. Спасибо за совет.

– Ох, уж эти ботаники! Вместо того, чтобы рассуждать, сделал бы что-то! Пока-а, – пропела и Нинка отключилась.

Халтурину показалось, что он отстал от поезда – такая пустота образовалась на сердце. Действительно, что мешало подняться к Жене и спросить, кто этот тип и чего он от нее хочет. Стоп, а почему она сама не позвонила, когда узнала от Нинки правду? «Может, я ей не нравлюсь? И как теперь быть?».

Образ Жени в халате после ванны, с каплей воды над бровью, с мокрыми волосами возник из ниоткуда, заполнил собой кабинет, так что Халтурин расстегнул ворот рубашки. Захотелось увидеть Женю срочно, безотлагательно, сию секунду.

Евгений посмотрел на часы – около шести. Женя должна забирать сына из детского сада. Если повезет, они с Артемом зайдут в универсам.

Халтурин поднялся, сунул сигареты в карман, мобильную трубку, ключи, оглядел стол, заваленный бумагами, и задумался. Может, не надо ничего? Впереди Лондон, курсы MBI, может, не стоит ничего осложнять?

Вернулся в кресло, попытался углубиться в чтение какого-то акта, но вчитаться в документ не смог – Женино лицо заслоняло строчки.