тебе конструктор какой-то, что ли? Ты что мне пытаешься сейчас сказать? Вика… — она сузила глаза и неверяще прошептала, — Дочь твоего отца? Он и Маша…

— Мне очень жаль, что я вывалил это всё на тебя скопом. Жаль, что пришлось всё именно так рассказывать. Возможно, я чего-то не должен был делать, что-то не должен был говорить, но уже всё — край. — я рвано выдохнул и задумчиво кивнул. — Если узнает отец, а он может догадаться и уже что-то подозревать, то ты обязана владеть той же информацией. Хотя ты вообще не должна была видеть того, что увидела. Я даже спрашивать не буду, что ты хотела найти в моей корзине для мусора…

Сашка молчала. Я тоже разумно помалкивал, давая ей время всё хорошенько осмыслить. Ждал чего угодно, но не слёз и шумных вдохов. Я бы с радостью предпочёл быть опять избитым, выслушать нотации, оскорбления и недовольства, лишиться некоторых вещей из гостиной, что могли бы быть разбиты или сломаны в припадке бешенства, но всё шло, как и всегда, совсем не так, к чему я себя морально готовил.

— Твой отец — чудовище. Ты — сын чудовища. И Вика — дочь чудовища. Зачем ты мне это сказал? — часто и шумно дыша, выговаривала она. — Как мне теперь с этим жить? Как быть хорошей мамой, зная, кто её отец и что он, возможно, сделал с Машей?

От напряжения у меня перед глазами хоровод из цветных пятен промчался. Таких выводов я боялся больше всего. Только из-за них я отказался от прямого противостояния с отцом. Выбросил результаты, которые хотел швырнуть в его наглую рожу, подавил чувство справедливости, толкающее на полное выяснение всех деталей его отношений с Машей и истинных мотивов войны с Сашкой… А оно… Нагнало. Оглушило. Испугало.

— Ты не такая. Даже не смей думать, что на твои чувства к дочери это может как-то повлиять. — пробормотал и пошёл к дивану. — Ты слышала, что я говорил? Мы вместе воспитаем её достойным человеком. Я теперь её отец. Точка.

Опустился на колени перед всхлипывающей девушкой и тут же получил листом из корзины для мусора в лоб. Сильно. Жёстко. По лбу. Не врезала, а прям припечатала.

— Ну, колючка… — прошипел, перехватив шустрые ручонки и крепко сжав.

— Пусти! Сейчас же!

— Ага. Слушаюсь и повинуюсь. — хмыкнул, дёрнув девушку на себя.

Прижался к её рту, ловя возмущённые мычания, вдохи, охи и бормотания, пока сопротивление не стихло, а Сашка не вздрогнула, подаливо приоткрыв губки.

Глава 35

Глава 35

Маркова Александра

Меня ещё никто и никогда не целовал так. Никто не говорил мне и десятой части из того, что бормотал Мажор, покрывая моё лицо поцелуями. И дыхание дрожало, и руки, и губы, и зубы, кажется, стучали друг о друга…

Опомнилась, услышав детский плач сквозь грохот собственного сердца, и с ужасом отпрянула.

— О боже, — выдохнула, рвано дыша, отдёрнув руки, что бессовестно сжимали мужские плечи, — Я… Там Вика…

Неслась в нашу комнату, как угорелая. Мне всё чудилось, что Паша — какой-то монстр и вот-вот нагонит меня для… продолжения банкета.

Но никакой погони не было. Я беспрепятственно взяла на руки дочь и зависла у её манежа, прислушиваясь к доносящимся из квартиры звукам. Ни мне шагов, ни слов, ни преследования.

— Всё, я сошла с ума. Теперь уже окончательно и абсолютно точно. — пробормотала себе под нос и переключилась на заботу о Вике.

Мы сменили подгузник, переоделись, даже причесались и отправились завтракать, а Паша так и не показался. Я решила, что ему сейчас ещё хуже, чем мне. Я могла хотя бы на дочь отвлечься и как-то гнать от себя мысли обо всём произошедшем, а вот он…

Может, он уже жалеет, что поцеловал меня?

В груди неприятно заныло. Столько громких слов было им сказано, столько обещаний дано… Пусть мне никто никогда в любви не признавался, пусть не обещал горы свернуть ради меня, но ведь нельзя же просто взять и во всё поверить. Сколько на свете доверчивых женщин, которых мужчины вокруг пальца обводят, только благодаря своему красноречию и обещаниям?

— Что же нам делать, Викуль? — посмотрела на вертлявую малышку и грустно улыбнулась. Вряд ли мне что-то нашёптывал материнский инстинкт, я ведь её не рожала, а вот осознание, что она моя, определённо чётко обрисовывали моё отношение к тому, кто постарался её зачать. Никакое. — Хочешь, дядя Мажор будет твоим папкой, а? — тихонько пропищала я, глупо пытаясь переложить ответственность на ребёнка. — Тебе, можно сказать, повезло. Сама можешь папу себе выбрать.

Малышка радостно дёрнула головкой и заулыбалась. Конечно, это ничего не значило, но у меня на душе потеплело.

«Отец тот, кто воспитал...» — возможно, это именно мой случай? Какая вообще разница, кто её заделал? Мажор, вон, вырос и ничего. Симпатичный, сильный, здоровый. Вопрос в том, наследуется ли характер?

— Сашка, собирайся пока, а я докормлю Вику. — в кухню тихо вошёл Мажарский. Да ещё как, при полном параде — в тёмных джинсах, синей водолазке и пиджаке, причёсанный, вкусно пахнущий.

Обоняние встрепенулось, уловив уже хорошо знакомые нотки его парфюма.

— Куда собираться? — растерянно прошептала я, разглядывая явно готового к выходу в свет мужчину.

— Пора тебе документы переоформлять, Мажарская. Кое-где без очереди проскочим. Я договорился. У нас час. — объяснение хоть и вышло сумбурным, но для меня оно звучало, как финальные титры.

Мне всё это не нравилось. Сейчас занимайся оформлением на Мажарскую, потом опять на Маркову… Зачем все эти лишние нервотрёпки и эта глупая трата времени?

— Ты опять это делаешь. — вздохнув, я не сдвинулась с места. Отправила в рот дочери ложку яблочного пюре и нахмурилась. — Опять сам решил. Опять за моей спиной. Опять я себя чувствую, каким-то диваном, который туда-сюда двигают и то разбирают, то собирают. Я не поеду.

— Тебе всё равно нужно будет менять многие документы, Саша. Чем раньше ты начнёшь, тем раньше закончишь. Это же очевидно. Никому не нравится бумажная волокита, но…

— Хватит уже, я поняла. Поняла! — неосознанно повысила голос, злясь сама на себя. — Ты наиграешься, Мажор, а мне опять по инстанциям бегать и в очередях стоять?! Я не думала даже ещё об этом, а ты уже всё организовал!