Я цепляюсь ногтями в кожаную обивку, рассматриваю его грубый профиль.

Мы гоним под триста километров в час по трассе, даже в ушах свистит от скорости. Хочется крикнуть, чтобы он остановился, перестал меня пугать. Он же слетел с катушек. Но язык примерзает к небу, не давая мне издать и звука.

Все происходит так быстро, что мы ничего не замечаем. Я чувствую только сильный толчок и, что меня тянет в правую сторону. Небо оказывает под ногами, а земля над головой.

Машина переворачивается на бешеной скорости, вылетая на обочину.

Картинка кружится все быстрее и быстрее, разрывая мою связь с реальностью.

Время замедляется. Все становится таким четким и простым. Очевидным до боли.

Перед глазами возникает образ двухметрового Макса в белоснежной футболке и чёрных джинсах, стоящего прямо передо мной. В его пронзительных глазах столько боли и грусти. У Макса всегда были печальные глаза, это делало взгляд глубоким и мудрым. Там в глубине грозового омута было скрыто многое. Я всегда это чувствовала, но сейчас я поняла, что именно. До меня снизошло озарение.

Мелкие осколки ранили лицо, путались в волосах. На губах выступили капельки крови. Все моё тело болело, трудно было пошевелиться.

Максу было хуже, он напоминал сломанную куклу, его правая рука была неестественно вывернута. Лицо исказилось гримасой боли. С раны на лбу обильно стекала чёрная кровь.

— Макс? — прошептала одними губами. Внутри все заледенело от страха. Что с его позвоночником, ему же может стать хуже. Может парализовать на всю его оставшуюся жизнь.

Рядом раздаётся звук хрустящего стёкла. Рядом с машиной кто-то был.

***

Чёрные ботинки неумолимо движутся на нас, не оставляя времени сгруппироваться и подготовиться к нападению. В панике я тянусь к бардачку и достаю из него пистолет, просто чудом вспоминая, что он там есть, снимаю с предохранителя непослушными руками.

Каждое движение даётся с трудом, тело словно чужое, не хочется меня слушать. Все болит. Я не моргая, магнетизирую ноги в массивной Обуви, приближающиеся все ближе и ближе.

Папа частенько брал меня на охоту и в тир, учил стрелять, шутя: «А вдруг пригодится?».

Видимо, как чувствовал. Или он знал, что пригодится?

Когда мужчина оказывается в метре от нас, я не жду. Вытягиваю руку и направляю дуло пистолета ему на ноги. Слышу биение своего сердца и дыхание Макса.

Вдруг это обычный человек, решивший проверить, что с нами? Может быть он хочет помочь?

Сердце бьется где-то в горле от волнения.

— Стреляй! — командует Макс, и я нажимаю на курок без раздумий. Палец сжимается до того, как мозг успевает обработать команду. Мной движет инстинкт, я будто программа выполняющая записанный в нее алгоритм.

Стреляю по ногам, когда мужчина плюхается на колени, замечаю в его руках пистолет с глушителем, поэтому попадаю четко в кисть, заставляя его выбросить пистолет. Потом целюсь прямо в лоб.

В ушах звенит голос Папы «Если встретишься со зверем в лесу, стреляй в него до того, как он снесет тебе башку». Это будто прописанная команда, в мою голову и руки вложили все, что нужно. Я просто умею это, делаю идеально.

Из горла вырывается хриплый крик, после чего я выпускаю пистолет и прижимаю руку ко рту. Меня начинает тошнить от вида крови и осознания, что я только что убила человека.

— Спокойствие! Все потом! — говорит хрипло Макс, тяжело дыша. — Нужно выбраться отсюда поскорее. Пока не пришел кто-то еще.

Видимо недавно прооперированная спина дает о себе знать, потому что Макс очень медленно с гримасой боли на лице пытается отстегнуть ремень безопасности. Я словно парализована, не могу пошевелиться, наблюдаю за ним пересохшими от напряжения глазами.

— Закрой лицо пакетом. — командует он и выбивает последние частички лобового стекла. После чего помогает мне отстегнуться, берет пистолет и помогает выбраться наружу. Мы оба помяты, но Брату определенно хуже, удар пришёлся на его сторону.

Не выдерживаю, тошнота подкатывает слишком сильно, расстаюсь с завтраком, падая на колени. Макс пытается удержать меня, успокаивая. Он насильно поднимает меня с земли, новенькой футболкой обтирает лицо и выбрасывает ее в сторону.

— Ты сделала все правильно, он бы убил нас… Сейчас нужно собраться. — когда Макс убеждается, что мне стало лучше, отходит, не выпуская из виду.

— Как ты? — спрашиваю его, но он не отвечает мне, оглядывая место происшествия. Мы практически в лесу на трассе. Наша машина напоминает смятую железную банку, вся покорёженная и изломанная. Рядом с ней большой джип со смятым передом. Макс подходит к машине, обыскивает внимательно ее, пытается завести.

Чудо, что мы выжили. Смешно, но на мне только царапины от стёкол. Может быть будет еще пара синяков, но не более. Ничего сломано. Меня будто ангел-хранитель закрыл собой.

Макс хуже, но все смертельно. Я только боюсь за его спину, чтобы не было осложнений.

— Сломана. — заключает он, после чего возвращается к трупу и уже обыскивает его. У него отличная выдержка, при таких ранениях и явной боли он держится и продолжает двигаться. — Черт, все телефоны разбились, как назло. Не с чего позвонить… Нужно идти. — он берет меня за руку и тащит к лесу. Все, что мне остается следовать за ним, машинально стискивая пакеты. — Там дачный посёлок, найдёт телефон и свяжемся с нашими.

Я сплю…

— Как твоя спина? — упрямо повторяю я, осторожно дёргая его за руку и останавливаясь. Со стороны он напоминает родителя, спешащего по делам, и капризничающего ребенка.

— Все хорошо, Алёна. — уверенно говорит Макс, лаская меня потеплевшими глазами. Выглядит он удивительно спокойным и уверенным. От него исходят волны надёжности, пронизывающие меня и успокаивающие. Пока он рядом, ничего не случится. — Сейчас лучше не оставаться тут, они могут прийти за нами.

Киваю и иду за ним, стискивая его ладонь, не желая разрывать эту связь ни на секунду. Моя маленькая ладошка тонет в здоровенной.

— Поговори со мной. В голове так и крутится картина, как я… если я не перестану об этом думать — меня стошнит. Расскажи хоть что-нибудь!!! — чувствую, что меня накрывает истерика. Нужно отвлечься. Страшнее секунды, когда ты принимаешь решение нажать на курок и убить человека, вечность после этого, когда ты осознаешь содеянное. Это будет преследовать меня всю жизнь, разъедать даже на том свете.

— Помнишь, когда ты была совсем маленькая, мы каждую пятницу строили дома сцену и ты давала нам концерты, танцевала и говорила, что вырастишь и затмишь Маю Плисецкую? Тёплые были вечера, я постоянно их вспоминаю. — он говорит так быстро, и я начала погружаться в воспоминания. Мне нравилось его слушать, у Макса всегда был приятный тембр. — Пожалуй, это были самые счастливые годы. Беззаботные. Иногда ты заставляла меня помогать тебе делать поддержки. Ненавидел танцевать; терпел это только ради тебя.