Кисть руки вдруг дернулась и втянулась внутрь, в каменную щель.

Дашка заверещала в совсем уж ультразвуковом диапазоне и рванула вверх по скале.

Ирина снова охнула, на этот раз совсем тихо, и стала медленно оседать, хватаясь руками за мужа и стоящего рядом Серегу.

Сам удивляясь взявшейся непонятно откуда энергии, Денис отбросил в сторону оба камня, потом еще один, почти плоский, вставший на ребро…

– Что же она так орет-то? – раздался недовольный голос Коляна откуда-то из скалы.

Услышав его, заорала еще и Ирина, успевшая к тому времени сползти на землю. Так они и голосили на пару – Дашка, приплясывающая на самой вершине скалы, и Ирина, смотрящая на окружающих снизу круглыми от ужаса глазами.

Опомнившийся Серега вырвал руку, за которую продолжала цепляться обезумевшая женщина, и бросился раскидывать оставшиеся камни. Следом опомнились и остальные, споро разгребли остатки завала и увидели совершенно неожиданную картину: Колян, скрюченный в три погибели в небольшом, сантиметров восемьдесят в высоту, гроте, вытирающий кровь с разбитого лица, но живой и даже нисколько не посерьезневший.

– Чего встали-то? – спросил он бодро. – Доставайте меня теперь. Сам не вылезу, затек на фиг.

– Ты как поместился туда? – спросил Денис с искренним интересом. – Там же места мало совсем.

– Жить захочешь – и в чемодан поместишься, – изрек Колян с умным видом, но сразу же признался: – Не знаю я, как поместился. На автомате. Даже и не понял сначала, что делаю, само как-то…

Осторожно, по частям, разгибая поочередно руки-ноги, вызволили страдальца из каменного плена. Лицо его было залито кровью, короткие волосы слиплись темно-красной коркой, на левом плече красовался багровый след ушиба, приправленный парочкой довольно глубоких порезов.

– Это камнем меня приложило, – пояснил Колян окружающим. – Вроде круглые все на вид, а края, смотри, острые, как бритва.

– Может, промыть стоит? – предложил Димка. – Вдруг грязь в рану попадет.

– Не надо, так зарастет. Тут в горах все стерильно.

Осмотреть себя Колян тем не менее позволил. Сидел на удивление смирно, пока сосредоточенный Юрий разглядывал многочисленные ссадины и рассеченную кожу на виске. Ссадины оказались ерундовыми, а рана на голове только по виду страшной из-за большого количества крови.

– Ничего страшного, – подвел итог Юрий, вытирая руки носовым платком. – Кровь, конечно, лилась от души, но это неудивительно – на голове поверхностных кровеносных сосудов много. А так рана неглубокая, кость цела. Сотрясение возможно, надо бы его врачу показать и покой обеспечить, конечно.

– Покоя пока не получится, – оборвал его Денис. – Нам до темноты надо перевал пройти и спуститься как можно ниже, к лесу. А здесь мы даже костер не разведем, не из чего.

Колян заверил, что прекрасно обойдется без покоя, да и врачу его показывать ни к чему, на нем все зарастает, как на собаке, а голова вообще состоит из костей, поэтому сотрясения всякие придумали, чтобы оправдывать собственное безделье.

Сумку с шишками у него все же отобрали, передали Юрию. Тот закинул ее за спину и легко зашагал вверх, пружиня шаг. Денис подумал вдруг, что не такой уж этот долговязый Юрий беспомощный. Скорее хочет, чтобы его таким считали. Удобная маска городского недотепы. А когда забывается, ведет себя вполне уверенно и рационально. Вот только зачем он продолжает притворяться даже теперь, когда легкая прогулка окончательно превратилась в по-настоящему опасное путешествие?

* * *

Ирина с привычной тоской посмотрела вверх, на белеющую на фоне блеклого неба вершину ледника. О том, что сейчас ей предстоит брести по снегу вверх, оскальзываясь и с трудом переставляя ноющие ноги, думать не хотелось. Хотелось лечь где-нибудь, где не дует и не капает сверху, да вот хоть в этот спасительный грот, куда ухитрился забиться Колян, свернуться калачиком, заткнуть уши и лежать так долго-долго, целую вечность, ни на что не реагируя. И не видеть больше никого, ни одного человека, не разговаривать и даже не делать вид, что слушаешь всю эту ерунду, которую навязанные обстоятельствами спутники несут уже третий день подряд.

Она ненавидела их всех: и совершенно посторонних людей, и родного мужа, знакомого сто лет и предсказуемого в каждом слове, в каждой интонации. Даже сын, единственный, выстраданный и потому болезненно любимый, раздражал невероятно. Дома она как-то не замечала, какой он невыносимый, там всегда была возможность уйти в свою комнату, сославшись на головную боль, или сделать вид, что страшно занята, спрятаться за делами, как за надежной баррикадой. Да и сам Костя в городе не особенно баловал родителей своим присутствием – при первой же возможности старался улизнуть из дома.

Здесь улизнуть было некуда, и Костя за три дня вымотал матери нервы настолько, что она не то что любить – видеть его уже не могла.

– На черта я с четырех месяцев сохранялась? – прошептала Ирина, глядя, как ненаглядное чадо резво съезжает на промокшей насквозь заднице с очередной скалы, куда его непонятно зачем понесло. Делать ему замечания бесполезно, да и не хочется. Вообще ни на что реагировать больше не хочется. Пропади все пропадом! Вот если бы можно было просто прекратить этот кошмарный поход, выключить, как надоевший сериал по телевизору. Или уснуть на ходу и проснуться только после того, как окажешься в номере пансионата.

Погрузившись в страдания по самую макушку, она не заметила торчащего из-под снега камня и, зацепившись ногой, упала на четвереньки. Ладони обожгло тысячей ледяных иголок (и снег здесь тоже идиотский – не белый и пушистый, как положено, а серый, тяжелый и колючий), в носу защипало от подступивших слез. Да что же за жизнь такая невезучая!

Ирина уже приготовилась зареветь в голос, никого не стесняясь, выплакать напоказ напряжение и отчаяние, распиравшее изнутри, когда почувствовала, как кто-то крепко ухватил ее сзади за локти и потянул вверх. Сразу подумалось, что это муж вспомнил наконец о том, что должен вообще-то заботиться о ней хоть иногда. Ирина резко обернулась, готовая выплеснуть на подвернувшегося так кстати Юрия раздражение и тоскливую усталость последних дней.

Совершенно уверенная, что увидит за спиной именно мужа, она опешила, обнаружив там этого странного мужика – Сергея, кажется. Память на имена у Ирины всегда была не очень хорошая, а этого типа запоминать она и не старалась особенно, ни к чему было. Сейчас тип стоял слишком близко к Ирине, смотрел прямо в глаза и руки с ее локтей не убирал.

– Спасибо! – сказала она с вызовом, чтобы тип сразу понял, что на благодарность по гроб жизни лучше не рассчитывать. И вообще никто его не просил поднимать споткнувшихся теток из сугробов. А раз поднял опрометчиво, то будет лучше, если сразу же и осознает, как был не прав, и пропадет из виду. Лучше навсегда.

Но братан Серега ничего осознавать не собирался. И руки не убирал, так и продолжал стискивать ладонями Иринины локти. Ладони были неожиданно теплыми, это чувствовалось даже через ткань ветровки. Ирина сначала удивилась, почему у типа руки не мерзнут на таком холоде, а потом вдруг поняла, что не хочет, чтобы он убирал ладони. Стало вдруг тепло и неожиданно спокойно. Даже жалко немного, что хоть руки у Сереги большие, а все же ими нельзя обхватить все тело целиком, чтобы наконец согреться и забыть весь этот кошмар.