— Господи боже мой! — всплеснула руками Путаница.

— Ты не ранен, Эдди? — встревоженным тоном спросила Сестричка. Несмотря на явную озабоченность, она не повысила голос, чтобы не испугать ребенка.

— Если не считать некоторого беспокойства, причиненного моей правой руке, на которую я упал, когда мистер Карсон бросился мне на помощь, нимало не заботясь о собственной безопасности, то я совершенно не пострадал, благодарю, — заверил я ее.

— О, мистер Карсон! — воскликнула Путаница, схватив правую ладонь скаута обеими руками и сжав ее в порыве благодарности. — Спасибо вам огромное за нашего мальчика!

— Не стоит, мадам, что вы, право… — пробормотал Карсон, смущенный этим душевным порывом доброй женщины.

— Ну-ка, Эдди, покажи мне руку, — повернулась ко мне тетушка.

— О, дорогая тетушка, нет никаких причин для беспокойства. — Я несколько раз поднял и опустил руку. — Видите, конечность моя функционирует совершенно нормально, весь ущерб ограничивается несколько болезненным ушибом, повлекшим за собою незначительную гематому, то есть, если применить простонародное обозначение, синяк.

— Хорошо, проходи, садись вот тут… — Путаница схватила меня за руку и провела к кушетке. — И вы присаживайтесь, мистер Карсон.

— Ничего, спасибо, мэм, — отозвался скаут.

Я позволил Путанице усадить себя рядом с Сестричкой и дремавшим мальчиком, который оказался между нами.

— Мистер Карсон, не хотите присесть? — Путаница указала на освобожденное ею кресло.

— Не беспокойтесь, мэм. Не обращайте на меня внимания.

— Ну что ж, — сказала Путаница и вернулась в кресло.

— Пожалуйста, расскажи нам о событиях вашего дня, — обратился я к своей милой жене. — Нам это чрезвычайно интересно.

— О, мы прекрасно провели время. Гуляли с Иеремией по Бродвею.

— Надеюсь, ты не слишком переутомилась, — вставил я, озабоченный, как всегда, состоянием ее в высшей степени хрупкого здоровья.

— Ничуть. Прекрасная прогулка. Давно не получала такого удовольствия. А с Иеремией еще интересней. Мы шагали, держась за руки, он все время спрашивал, а я отвечала, объясняла, показывала. Он всем живо интересовался. Видели бы вы, как он оживился у витрины магазина мистера Джадсона, где выставлены игрушки! Потом мы вернулись домой, перекусили. И уселись в гостиной, поджидая вас. Я читала Иеремии «Книгу эскизов» мистера Ирвинга.

— Неудивительно, что ребенок погрузился в сон, — пошутил я. — Сколь бы высоко не расценивали мистера Ирвинга как стилиста, его произведения зачастую можно сравнить с транквилизирующими средствами, они усыпляют читателя своей безжизненной вялостью. Ты меня удивляешь, Сестричка, почему бы не выбрать для чтения один из моих рассказов?

— Действительно, — несколько иронически отозвалась моя дорогая жена. — Например, историю молодого невротика, раскрошившего свою жертву в рагу, которое потом зарыл под полом? Или рассказ о психопате, который заманил друга в подземелье и замуровал живьем? Или…

— Понимаю, понимаю, дорогая, — поднял я обе руки, сдаваясь. — Признаю, что эти сюжеты не для молодого человека столь незрелого возраста.

Одарив меня чарующей улыбкой, означающей, что поддразнивает она меня любя, Сестричка повернулась к скауту.

— Прекрасный мальчик, мистер Карсон. Знаете, он начал обучать меня индейскому языку жестов. Вот, смотрите.

Сестричка выполнила свободной рукой ряд изящных жестов, сначала указав на глаза, затем описав указательным пальцем кружок у левой груди, после чего вытянула руку с неплотно сжатыми пальцами и быстро раскрыла ладонь, растопырив пальцы в стороны.

— Неплохо, — улыбнулся Карсон. — Вы способная ученица, миссис По.

— Признаю, что я оказался не в состоянии получить полное представление о переданной тобою информации, дорогая, — покачал я головой. — Несмотря на некоторое поверхностное знакомство с предметом.

— Так индейцы приветствуют друзей, — пояснила Сестричка.

— Это значит, что она очень рада вас видеть, — уточнил Карсон. — Облака рассеиваются, солнце сияет в ее сердце, когда глаза видят ваш облик.

— Какая прелесть! — умилилась тетушка, сияя гордостью за выдающиеся способности дочери.

— Да, мэм, — согласился Карсон. — Индейцы склонны выражаться цветасто и поэтично.

— Между прочим, мистер Карсон, — обратилась к нему моя теща. — С миссис Уитэйкер мы переговорили, она сразу согласилась принять вас с Иеремией. И с собакой, конечно.

— Премного благодарен, мэм, — откликнулся Карсон, переведя взгляд с сына на живописную пару на ковре. — Никогда еще не видел, чтобы этот пес так мирно дремал рядом с кошкой.

— Необычно, правда? — сказала Сестричка. — Но они сразу же поладили.

— Действительно, в высшей степени любопытный феномен, — согласился я. — Мне в связи с этим вспоминается популярный аттракцион мистера Барнума «Счастливое семейство». — И я объяснил, что имею в виду номер, в котором большая клетка заполняется многочисленными природными, естественными врагами: совами и мышами, лисами и кроликами, в общем, хищниками и их живыми деликатесами. И все они мирно сосуществуют, ограниченные пространством общей клетки.

— Это и в самом деле замечательно, — оживленно закивала головой Сестричка. — Как на картине мистера Хикса «Мирное царство».[15]Надо бы сводить Иеремию, показать. Уверена, ему понравится.

— Наверно. Сейчас я его, пожалуй, сведу вниз да уложу спать.

— Ждем вас к завтраку, — пригласила тетушка.

— Спасибо, мэм, — поклонился Карсон.

Пожелав нам спокойной ночи, скаут подхватил на руки спящего сына и бесцеремонно поддел носком сапога спящую собаку. Та недовольно проворчала что-то себе под нос, поднялась и поплелась следом.

Примерно полчаса после ухода Карсона мы оставались в гостиной, посвятив это время моему полному отчету о приключениях дня. Наконец, когда часы на камине пробили десять, Сестричка подняла оба сжатых кулачка на уровень плеч, потянулась и сладко зевнула.

— Меня не удивляет, что ты так устала, дорогая, — обратился я к ней. — В виду общей слабости твоего здоровья столь длительная прогулка с Иеремией тебя чрезмерно утомила.

— Идем баиньки, дорогая, — поднялась с кресла Путаница. — Пора в постельку.

Мы тепло распрощались, и Сестричка в сопровождении матери удалилась в спальню. Прежде чем самому отправиться спать, я навестил кабинет, где зажег настольную лампу, вытащил из кармана и положил в центральный ящик стола конверт, содержащий крошечный фрагмент обугленного листа бумаги, извлеченный Карсоном из камина Уайэта. После этого погасил лампу и отправился в спальню.