ум: – А что за отчество такое – Аминич? Ваш слуга не из татар?

– Нет, русский. А отца его звали Аминь.

– Что за имя?

– Из календаря.

– Да? – поручик, конечно, не помнил наизусть дни памяти всех святых из календаря, но имя всё равно казалось странным.

– Родители думали, как ребёнка крестить, – пояснил Тайницкий. – Им священник три раза календарь на разных страницах разворачивал и все имена, которые выпали, перечислял. Родителям ни одно не понравилось, а в конце страницы было написано «аминь». Так мальчика и назвали.

– Хорошо, что там не было написано «конец», – сказал Ржевский.

Чиновник строго взглянул на него:

– Но всё же вы не ответили. Что у вас в руках и что вас ко мне привело в такой час?

– Да вот это и привело, – ответил Ржевский, показывая собеседнику солонку, а также платок с хлебом и салом. – Вот это и привело. У меня есть подозрение, что здесь, в Твери хотят отравить одного важного человека. И так уж получилось, что я имею к нему некоторое отношение.

* * *

Ржевский, запинаясь, кратко изложил Тайницкому суть дела. А когда упомянул, что же находится в солонке, которую по-прежнему держал в руках, чиновник встрепенулся:

– Погодите, поручик! – Иван Иванович взял со стола газету, а затем велел Ржевскому аккуратно положить на неё солонку, платок и остальное. – Вымойте руки, – строго сказал Тайницкий, заворачивая в газету опасные предметы. – Аминич вам сейчас принесёт воду и полотенце.

Затем рассказ продолжился. Поручик рассказывал, а чиновник слушал, иногда поглядывая на стоявший на столе портрет усатого человека в гвардейском мундире, будто этот человек был третьим участником разговора. Усач был ещё молод, но выражение лица казалось очень серьёзным, без всякой тени юношеского легкомыслия.

Когда Ржевский решился спросить, кто же это, то услышал:

– Наш государь Николай Павлович.

Казалось, Тайницкий никак не может поверить, что Ржевский полностью искренен в своих утверждениях. И всякий раз, когда чиновник не верил, то посматривал на портрет государя.

– Верно ли, – спрашивал Тайницкий, – что вы уже наутро после бала знали, что во дворце губернатора могло совершиться преступление? – Он оглянулся на портрет государя, а затем уставился на Ржевского.

– Ну да, – сказал поручик.

– Но почему никому не сказали?

– О чём?

– О солонке. И о том, что лакей, которому стало плохо, прислуживал именно за вашим столом.

– Ну, я… – Ржевский заёрзал в кресле. – Мне было не до того.

– Что же вас отвлекло? – Тайницкий чуть подался вперёд.

– Свидание с дамой. С мадам Тутышкиной. То есть я собирался в гости, и меня больше заботило, где достать для дамы цветы.

– А после свидания?

– Ну, мне опять было не до того. Я столкнулся с грабителями, которые раздевали даму…

– Ещё одна дама?

– Да. Правда, это оказалась не дама… В общем, это совсем другая история. И я вернулся домой лишь глубокой ночью. Поздно было кому-то что-то рассказывать.

– А на следующий день? – Тайницкий оглянулся на портрет Николая Павловича.

– А на следующий день я обедал у губернатора. – Ржевский тоже посмотрел на портрет: прямо и открыто – как честный человек, которому нечего скрывать.

Тайницкий меж тем снова уставился на поручика:

– Но утро у вас было свободно, чтобы пойти в полицию.

– Нет, утро у меня было занято.

– Чем же?

– Мне необходимо было напиться.

– Вы имеете такое сильное пристрастие к спиртному? – Чиновник удивился.

– Нет. – Ржевский помотал головой. – Мне необходимо было напиться, чтобы произвести на губернатора плохое впечатление, ведь он хотел меня женить на своей племяннице. Так что всё время до обеда я пил. По необходимости.

– А после обеда?

– А после обеда у меня было похмелье. В общем, опять не до полиции. К тому же я собирался на свидание с дамой.

– С кем именно? – не понял Тайницкий. – С мадам Тутышкиной или той другой, которая оказалась не дамой?

– С мадам Тутышкиной, – терпеливо пояснил Ржевский.

– Ах, вот оно что! Ночное свидание! – Чиновник принялся вспоминать самые первые минуты своей беседы с поручиком и сопоставил сведения: – И именно во время ночного свидания состоялся странный разговор, когда вы, сами того не желая, вроде бы вызвались убить господина Тутышкина?

– Да.

– Но на следующее утро вы опять не пошли в полицию?

– Нет, не пошёл.

– Почему?

– Потому что было некогда. – Ржевский вздохнул. – У меня было свидание.

– С кем?

– Всё с той же мадам Тутышкиной.

– С которой вы опять говорили про возможную смерть её мужа?

– Да.

– А после вы опять не пошли в полицию?

– Да. Потому что… – Поручик даже сам удивился, до чего насыщенная у него жизнь. – …У меня было ещё одно свидание.

– С мадам Тутышкиной?

– Нет, с другой дамой.

– С той, которая оказалась не дамой?

– Нет, с ещё одной.

– А после?

– А после я пришёл к вам, Иван Иванович.

Под конец своего рассказа Ржевский всё же решил принести Тайницкому письмо от француженки, которое не раз упоминал.

Чиновник внимательно прочёл, опять обернулся к портрету государя, будто советуясь с ним, и резюмировал:

– Что ж… Письмо сочинила очень умная мадемуазель.

Ржевскому на мгновение показалось, что Тайницкий разговаривает с портретом, и что портрет обладает мистическими свойствами – сообщает собеседнику то, чего обычный человек знать не может.

– Почему «мадемуазель», а не «мадам»? – Поручик заволновался. – В письме ничто не указывает на возраст.

– Сесиль де Воланж – это юная красавица, – сказал Тайницкий.

– Но откуда вы знаете, что она красавица? – Поручик ещё сильнее разволновался и снова посмотрел на портрет государя. – Это вам сообщил?..

– Никто мне это не сообщал. Просто я читал книгу.

– Книгу?

– Ну да. «Опасные связи» Шодерло де Лакло. Роман в письмах. Сесиль де Воланж – одна из героинь романа, – пояснил Тайницкий. – Думаю, поручик, что особа, приславшая вам письмо, даже своим псевдонимом намекала, что вы играете с огнём, и что ваши связи весьма опасны.

– Значит, Сесиль – ненастоящее имя? – Ржевский наконец начал понимать.

– Оно вымышленное. –