Бенедиктинский монастырь, стремящийся исполнить цели основателя, был «маленьким миром, заключенным в себе самом, в котором монахи вели усердную, но не слишком тяжелую жизнь, с богослужениями, с деятельным трудом в мастерских и полях, с серьезным чтением». В каждом бенедиктинском монастыре была библиотека, и хотя сам Бенедикт не говорил ничего о классическом образовании, монахи-бенедиктинцы вскоре скопировали и прочли великие литературные труды латинской античности. И сохранили писания латинских отцов Церкви и шедевры римской литературы, за что мы перед ними в долгу.

Немного «за» и «против»

Из Италии бенедиктинский устав стремительно распространился по всей Западной Европе. Невозможно преувеличить значение той службы, которую бенедиктинцы сослужили в период после падения древнеримской цивилизации и развития на ее месте новых наций завоевателей-германцев. Средние века сохранили столь много великих творений христианства и античного мира, потому что монастыри бенедиктинцев заполнили европейскую «глубинку». Только они в Средневековье давали возможность учиться, спокойный отдых и защиту от непрестанных войн. А еще они вели деятельную миссию и постоянно напоминали огрубевшему народу о том, что не хлебом единым жив человек.

Как говорит Уиллистон Уокер, легко увидеть недостатки монашества. Пусть сами монахи и давали обет бедности, монастыри часто невероятно богатели – им много отдавали в дар, особенно землю. Их дисциплина часто слабела. Изначальная строгость приходила в упадок. В Средние века монастыри непрестанно реформировались – или возникали новые обители, пытаясь справиться с развращенностью старых.

Но прежде всего то, как бенедиктинцы понимали христианскую жизнь, противоречило самой ее сути. «Войти в монастырь – значило отделить себя от мира, оставить обычные отношения жизни в обществе», отвергнуть брак и все, что значил собой дом христианина. А основой этого стал неверный взгляд на человека. Душа, сказали монахи, прикована к плоти, точно пленник к трупу. Это не библейский взгляд на человеческую жизнь – и этот взгляд создал фундаментальный недостаток монашества.

Но хоть мы признаем эти ошибки сегодня, это не значит, будто они были очевидны тем, кто жил в приходящей в упадок Римской империи или в Средние века. Им монашеский зов казался самой истинной формой христианской жизни. И мы, замечая изъяны монашества, не должны недооценивать ту невероятную услугу, которую нам оказали монахи, распространив и развив христианство и цивилизацию в очень непростой период европейской истории.

Рекомендации к дальнейшему прочтению

Burton-Christian, Douglas. The Word in the Desert – Scripture and the Quest of Holiness in Early Christian Monasticism. New York: Oxford University Press, 1993.

Chittister, Joan. The Rule of Benedict: Insights for the Ages. New York: Crossroads, 1992.

Deferrari, Roy J., ed. Early Christian Biographies. Washington, DC: Catholic University Press, 1952.

Dowley, Tim, ed. Eerdmans’ Handbook to the History of Christianity. Grand Rapids: Eerdmans, 1977.

Noll, Mark A. Turning Points: Decisive Moments in the History of Christianity. Grand Rapids, Baker Books, 2000.

Waddell, Helen. The Desert Fathers. London: Constable, 1936.

Workman, Herbert B. The Evolution of the Monastic Ideal. Boston: Beacon Press, 1962.

Рим называли Вечным городом. 620 лет, со дней Ганнибала, у его стен не стоял ни один чужеземный захватчик. И вдруг в 410 году Аларих, вождь вестготов, осадил город со своими арийскими ордами. Каждый знал, что Рим будут брать штурмом – но когда?

Первая группа вышла за стены города, осмелившись на переговоры. Они молили о пощаде. «Какими будут условия?» – спросили они. «Отдайте все ваше золото и серебро! – был ответ. – И прежде всего всех ваших рабов-германцев!» Римляне умоляли снова и снова, а в стенах города царило горе.

Наконец вестготы прорвались сквозь врата и разграбили Рим, храм за храмом, дворец за дворцом. Разруха и руины были повсюду – кроме церквей. Когда Аларих, объявивший себя христианином, осматривал добычу, он отделил церковные сокровища от других, а потом велел своим солдатам пронести священные сосуды по улицам в церкви, освященные во имя Петра и Павла, и оставить их там.

Вождь вестготов и его армия ушли. Но мир уже никогда не мог стать прежним. Древняя слава развеялась. Вечный Рим оказался не вечен. «Голос мой застыл в горле, – говорил Иероним. – Город, пленивший весь мир, сам захвачен в плен». Он выразил чувства и христиан, и язычников.

Римляне пораженно смотрели на пустые пьедесталы, на которых прежде стояли статуи языческих богов. Боги сделали Рим великим. Возможно, они спасли бы город? Или они были разгневаны, потому что императоры столь недавно обратились к христианскому Богу?

Беженцы из Рима бежали во все стороны света. В Гиппоне, маленьком портовом городке в Северной Африке, за их беспокойным прибытием наблюдал худощавый человек с наголо обритой головой и резкими чертами лица. Он слышал их расспросы, их сомнения. Почему Рим был разграблен? Кто-то должен был это объяснить. И именно тогда Аврелий Августин, епископ Гиппонский, решил разгадать эту тайну. Почему пал Рим? Что значат руины Вечного города? Крах христианства? Близок конец света?

Ответ Августина стал не только светлым маяком во тьме грядущих дней, но и философией для самих основ христианства. По сей день христиане чувствуют влияние его разума и души. Доктрина Августина о Церкви – фундамент римского католичества. А его воззрения на грех и благодать стали наследием протестантов.

Путь к величию

Великий уроженец Северной Африки появился на свет 13 ноября 354 года в Тагасте, маленьком городке в холмистой Нумидии, в области, ныне известной нам как Алжир. Его отец, Патриций, был легкомысленным язычником, его мать Моника – ревностной христианкой. Несмотря на скудость средств, супруги намеревались дать Августину лучшее образование из возможных. И он отправился в школу – сперва неподалеку от дома, а потом в Карфагене, столице Северной Африки. В столице его ждали неодолимые сексуальные искушения. Он влюбился в девушку, и она родила ему сына Адеодата. Они жили вместе тринадцать лет, но Августин всегда чувствовал, что секс – это его бесчестие, скверна, порок. Плотская страсть пронизывала представления Августина о грехе и была клеймом, от которого Августин, как он считал позже, был избавлен лишь благодатью Божьей.

Впрочем, высшая суть Августина проявляла себя непрестанно. Когда ему было девятнадцать, к нему в руки попал трактат Цицерона. Своими интеллектуальными аргументами латинский автор убедил юношу в том, что тот должен сделать целью жизни поиск истины. Впрочем, прежние искушения все еще одолевали Августина, и он, как некогда апостол Павел, чувствовал, что два воителя, высший и низший, бьются в нем за господство. Раздираемый противоречиями, он обратился к Библии, но та его не привлекла. Ее стиль казался ему грубым и варварским.