Тут Дюпен сделал паузу, дабы внимательнее рассмотреть витрину с множеством шкурок попугаев, привезенных из Южной Америки. Каллиграфическая надпись сообщала, что перед нами – самое полное собрание образцов птиц, обитающих в Андах, какое только имеется в коллекциях орнитологов.

– Да, Дюпен, это вполне похоже на правду. Согласно Фернандесу, туземные жители знали о разрушенном городе и его гробницах, но опасались, что статуи исполинов – это чачапоясские боги, жаждущие мести за разорение города. Вдобавок они верили, будто в тех местах обитают опасные неземные создания. К примеру, в озере под колоссальным водопадом якобы живет светловолосая наяда, что проклянет всякого, отважившегося искупаться в этих водах.

– Возможно, на самом деле проклятие постигает тех неосторожных, кто, увлеченный течением в водопад, рухнет вниз? – заметила Сисси.

– Ты снова читаешь мои мысли, дорогая, – с улыбкой сказал я. – Прошлой ночью, после чтения этой книги, мне снилось, будто я чуть не упал в этот водопад.

– Суеверия нередко рождаются из страшных сказок, служащих предостережением, – подытожил Дюпен, подводя нас к новому шкафу с чучелами птиц, на сей раз – азиатских. Здесь он прервал свои бесконечные блуждания, остановившись возле изящного белого журавля на одной ноге и приглядевшись поближе к пояснительному ярлыку.

– Leucogeranus leucogeranus[38], – прочел он вслух. – Обитает в Сибири, зимует в Китае. – Он повернулся к нам. – Наблюдать эту птицу в Перу Эндрю Мэтьюз никак не мог.

– Эта птица тоже изображена на страницах дневника Эндрю Мэтьюза?

– Именно. Ваш друг-священник был прав. В дневнике Эндрю Мэтьюза был описан целый ряд птиц, которых невозможно встретить в чачапоясском регионе.

– У Дюпена феноменальная память, – пояснил я Сисси. – Всего один раз увидит что-либо – человека, место, страницу книги – и сможет описать так, точно все это до сих пор перед его глазами.

– Какой замечательный дар! – восхитилась жена.

– Весьма полезный, когда столкнешься с загадкой, но без искусства дедукции несущественный, – сказал Дюпен. – Прошу вас, По, продолжайте. Что обнаружил этот испанец?

– Фернандес пишет, что статуи загораживали собою отверстие в скале. Войдя внутрь, он и его люди оказались в пещере, украшенной странными росписями в том же стиле, что и саркофаги – порой геометрическим орнаментом, порой же примитивными изображениями животных: ягуаров, змей, колибри, орлов, кондоров.

– Наподобие изображенных возле странного дерева с множеством птиц из дневника Эндрю Мэтьюза? – удивился Дюпен.

– Да, по описанию похоже, – подтвердил я.

– Любопытно, – пробормотал Дюпен. – Следовательно, этот рисунок – не просто творческая фантазия, но указание на нечто, обнаруженное мистером Мэтьюзом во время экспедиции, тем более что Мэтьюз-младший решил захватить его с собою в Перу.

– Мы с отцом Кином именно это и обсуждали. Он полагал, что все изображенные на нем птицы обитают в Перу, и дерево также относится к перуанской флоре.

– Так и есть, – подтвердил Дюпен. – Это Schinus molle, перуанское перечное дерево. Эндрю Мэтьюз наверняка был с ним прекрасно знаком. Испанцы привезли его в Европу в качестве декоративного и ради ягод, используемых как пряность. А перуанцы делают из ягод перечного дерева горячительный напиток. Будучи там, я его даже пробовал.

– И как? Рекомендуете? – улыбнулся я.

– Только не тот урожай, – улыбнулся в ответ Дюпен. – Тем более ученые пишут, что инки использовали эти ягоды для мумификации покойных.

– Для мумификации покойных? С учетом Фернандесова описания пещеры это более чем интересно! Он говорит о множестве ниш, и все они были заняты мумиями.

– Невероятно! – пробормотал Дюпен.

– То же самое подумал и Фернандес. На первый взгляд тела казались детскими, но, развернув одно, путешественники увидели, что все дело в позе: руки покойного крепко обхватывали поджатые к груди колени, рот его был разинут, словно в беззвучном крике, иссохшая кожа натянулась туго, как барабан. Рисунки в книге весьма мрачны – вылитые визжащие демоны из средневековых манускриптов.

– Какой ужас! – содрогнувшись, пролепетала жена.

– А не лежало ли рядом с мумиями чего-либо еще? – спросил Дюпен. – Личных вещей или ритуальной утвари?

– В первых нишах обнаружились глиняные горшки, украшения из перьев и некий предмет, сплетенный из веревок и шнурков. Фернандес называет его «кипу».

– Но это наверняка не все. Если в дневнике Иеремии Мэтьюза описано то же самое место, которое исследовал Фернандес со спутниками, тот, кому так нужен этот дневник, ищет не просто несколько саркофагов, – возразила Сисси.

На лице Дюпена явственно отразилось замешательство.

– В самом деле, – рассмеялась Сисси, – не думаете же вы, будто все это – убийство трех человек, попытка взлома, похищение Хелен – совершено ради нескольких мумий да древних горшков?

– Случалось и такое, – пробормотал Дюпен, однако развивать сию тему не стал.

– Поправьте меня, если я ошибаюсь, – продолжала Сисси, – но большинство грабителей интересует то, что в общем и целом можно назвать сокровищами: золото, серебро, драгоценные камни. Испанцы известны – вернее сказать, печально известны – награбленными богатствами. Вспомните о таинственном сокровище, упомянутом в письме Иеремии! И о древних перуанских кладах, о которых говорил отец Хелен.

Не в силах расстаться с мыслью, будто предметы чачапоясской культуры могут быть столь же желанной добычей, как драгоценные камни и золото, Дюпен едва уловимо кивнул и продолжил извилистый путь от витрины к витрине, а мы, точно пугливые утята, последовали за ним.

– Правду сказать, Фернандесова книга подтверждает правоту Сисси, – сказал я, немало обрадованный триумфом смекалки жены и конфузом Дюпена. – Углубившись в пещеру далее, Фернандес, по его словам, нашел рядом с мумиями кубки из золота и серебра и различные украшения. А еще глубже, где, дабы разогнать темноту, пришлось положиться на факелы, путешественники обнаружили еще более изумительные драгоценности – изумруды в форме цветов, рыб и птиц. Этакая иерархия в размещении покойных натолкнула Фернандеса на мысль, что главные богатства хранятся в дальнем конце подземелья – согласно логике, там должны были покоиться самые почитаемые особы. Набив карманы драгоценными камнями, исследователи двинулись дальше, в глубину пещеры. Вскоре их факелы осветили стену из саманного кирпича. В надежде, что за нею-то и сокрыта гробница легендарных королей со всеми ее сокровищами, люди Фернандеса немедля принялись ломать стену, но, едва добившись своего, с удивлением увидели перед собой льющийся сверху во мрак дневной свет. Солнечные лучи озаряли стены, покрытые все теми же странными росписями, и густую завесу цветущих лиан, наполнявших воздух божественными ароматами. Свет проникал внутрь сквозь пробитую в своде пещеры дыру. Сквозь нее же в пещеру пробрались и лианы, свисавшие вниз, к возвышению наподобие примитивного земляного алтаря с каменной плитой спереди. И вот там-то, на земляном алтаре, сверкая в лучах полуденного солнца, покоился зеленый камень крупней страусиного яйца – камень невиданной редкости и ценности.