– Уверен, его как-то можно… исследовать, – сказал я, потому что именно так ответил бы мой горячо любимый, гениальный придурок-брат. – Наука способна на… на многое. Если простая вода в бутылочке от… духов… спасла вам жизнь, значит… никакого яда в чае… не было.

Нэнси скривилась, и я ощутил в своем сердце торжествующую улыбку. Передать ее одеревеневшим мышцам лица, увы, не удалось, ну и ладно.

И разум, и чувства – все во мне пело. Правда – почти как любовь, она раздвигает пределы твоих возможностей, и ты паришь, как птица. У меня оставался один крохотный вопрос, мне не давало покоя, как я, знаток одежды, мог не заметить, что на площади от меня улепетывает переодетая женщина.

– Нэнси, чья это была… одежда? Шляпы, сюртуки. Сидело очень… убедительно.

– Знаю, – фыркнула Нэнси. Мне показалось, этот вопрос ей польстил. – Моя собственная. Заказала у портного якобы в подарок жениху. Сказала, он по телосложению почти такой, как я, так что можно примерять на мне. Этот портной сошьет все что угодно и не будет лишних вопросов задавать.

– Мистер Бойл… – выдохнул я.

От мысли, что сюртуки и шляпы моего убийцы вышли из-под его искусных рук, мне стало не по себе.

– Вы оба знаете мистера Бойла?! – нахмурился Робин. – Да ладно!

– Так, ну все, – прервал нашу беседу толстяк-детектив. – Я на сегодня достаточно наслушался. Шеймус, мне придется отвести вас всех не к нам в участок, а, ну… – Он завел глаза вверх. – В замок на холме. Терпеть их не могу, но это расследование их ранга, не нашего.

Мур, кажется, не слушал: потирал грудь и старался дышать размеренно. Я ему невольно посочувствовал, потому что ощущал то же, что и он. Воздух просачивался в легкие с трудом, а у них не хватало сил его принять. Я оторвался от стены и, изо всех сил стараясь идти прямо, добрался до детектива. Его уже повели вниз, и я пошел рядом. Возразить мне никто не рискнул.

– Пусть вас там… подлечат, – выдохнул я.

– Мне все равно. – Он криво улыбнулся, искоса взглянув на меня. – Я справедливо наказан. Знал и молчал, принес столько горя. Люди гибли из-за меня. Но то, что мы любим, имеет над нами власть. Ради Нэнси я на все был готов, а сейчас, когда она сказала, что не любит меня, я… – Он помотал головой, словно пытался унять боль. – Она убила меня этим.

– Она вас… освободила. Вы ей больше… ничего… не должны, – пробормотал я, с трудом спускаясь по ступенькам.

Цвета поблекли, зрение начало сбоить. Со мной такое было всего однажды: в лодочном сарае Бена незадолго до того, как я умер во второй раз. Тогда он вернул меня с помощью танамора и своей электрической машины, но ни Бена, ни трилистника, ни машины у меня больше не было.

А еще… Мне не хотелось об этом думать, но бесчувственность Нэнси напомнила мне Бена. Может, он никого и не убивал, но с моралью у него тоже дело плохо. И для Бена, и для Нэнси жизнь и смерть – игрушки, которые должны подчиняться их прихоти.

Хуже всего то, что я никогда больше его не увижу. Где он сейчас, что делает? Есть ли рядом кто-то, кто сможет остановить его, когда ему придет в голову еще одна безумная идея?

Я затосковал.

Слова Мура донеслись до меня словно издалека:

– И все равно я вам благодарен. Когда вы с сестрой Кирана пришли в участок, вы оба напомнили мне его: юные, горячие, на все готовы ради правды. И все равно я пытался отвести вам глаза от Нэнси. Вы сможете меня простить?

– Смогу, – пробормотал я едва шевелящимися губами.

Перед лицом надвигающейся смерти я чувствовал себя способным даже на это.

Когда мы оказались на улице, оказалось, что день уже клонится к вечеру. Как быстро пролетело время!

– Вы все идете с нами в замок на холме, – угрюмо объявил детектив Маккей. – Будете давать показания.

– Нет-нет-нет, не сейчас! – Молли крепко сжала мой локоть, словно чувствовала, что я вот-вот упаду. – У моей матери помолвка, и нам очень, очень нужно туда попасть!

– Какая помолвка? Тут о жизни и смерти речь! – возмутился детектив, и тут у Молли нашелся неожиданный союзник.

– Отпустите их на праздник, детектив, – прошелестел барон, которого Молли поддерживала под локоть второй рукой. – Я пойду с вами, а они заедут завтра. Уверен, на сегодня вам и без них хватит работы.

Я покосился на барона. Тот выглядел измученным, постаревшим, но в то же время странно спокойным.

Детектив Маккей, похоже, не рискнул перечить скорбящему отцу и нехотя сказал:

– Ладно, езжайте. Завтра в полдень чтобы все явились в замок как миленькие, иначе из-под земли вас достанем!

– Ясно, ясно, – проворчала Молли. – Пойду за экипажем, мы его на конюшне поставили. Робин, поможешь? Мистер, а вы, главное, не падайте, скоро сможете отдохнуть.

Но прежде чем уйти за экипажем, Молли подскочила к детективу Муру и что-то шепнула ему, взяв его за запястья. Мне показалось, ее ловкие пальцы вложили что-то ему в руку, но я не понял что. Мур кивнул Молли, сжал ее руки в ответ, и они разошлись, тихо сказав что-то друг другу. Потом Молли ушла вместе с Робином, а я подошел к барону, стараясь действительно не падать.

– Когда вы узнали, что Нэнси… – У меня что-то противно засвистело в легких, и я умолк, но барон и так меня понял.

– Только сегодня. Когда ее якобы отравили, – с болью ответил он. – Нэнси всегда так делала в детстве: притворялась больной, если чувствовала себя виноватой. Я понял: она совершила что-то очень плохое, раз притворяется перед столькими людьми.

– Ваша жена из-за нее ушла?

– О, конечно, нет. Просто я не смог сделать ее счастливой. Она не любила ни меня, ни наш дом, а когда родились девочки, ей стало совсем худо. Все плакала, плакала… А в тот день, когда мы все вместе пошли на праздник в честь Дня святого Патрика, – дочкам было пять – жена казалась такой радостной. Сказала, что отойдет за яблоками, и не вернулась. – Он грустно усмехнулся. – Я не знаю: может быть, она сбежала с кем-то, кого любит, а может, одна.

– Вы ее… искали? – За неимением другой опоры я облокотился на самого барона; тот, кажется, не возражал.

– Нет. Я ее очень любил, а любить значит отпускать, верно? Так у нас на острове говорят. С нашей свадьбы и до того дня она ни разу не выглядела счастливой, и я решил, что так будет лучше. Окружу девочек любовью и выращу сам. Но Нэнси всегда была очень… сложной. Жестокой.

– Одного не… не понимаю. – Я с трудом держал глаза открытыми. – После своего… неудачного… брака… вы готовы были выдать… Элизабет… за противного… старика.