— Ты о ней уже говорил, она проходила у тебя под рубрикой «Страдания». Или это другая Лаура?

— Та же. Нам было всего по пятнадцать лет.

— С Камиллой ты тоже страдал?

— Страдал, но уже взрослым.

— Все ясно… А у меня в номинации «Это случилось впервые» значится Веронелло.

— Веронелло? Что за имя?! Как можно трахаться с парнем, которого зовут Веронелло? К тому же в первый раз.

— Это составное имя, в честь бабушки и дедушки: Вероника и Антонелло. Вообще-то, я уже забыла.

— Давай дадим ему приз в категории «Нелепые имена».

— Да, имечко еще то… Но были и похлеще.

— Ты меня пугаешь, Микела…

— Был у меня один ухажер, еще в школе… Но мы не спали…

— Послушай, мне не терпится узнать, как же его звали!

— Амарильдо.

— Ух ты… Да ты надо мной издеваешься. Как, черт возьми, можно дать сыну такое имя, Амарильдо?

— Я тебе клянусь, Амарильдо Коччи, группа «Е».

— Амарильдо… Веронелло… А знаешь, в этом что-то есть. Твоих парней можно приглашать в качестве специальных гостей на дискотеки. «Дамы и господа! Сегодня у нас в гостях Веронелло и Амарильдо! Поаплодируем им!»

Микела засмеялась.

— Ну а ты, верно, хочешь победить в номинации «Лучший секс»?

— Ты угадала.

— Пока ты на первом месте по предварительным ласкам и поцелуям Ты доволен?

— Значит, кто-то меня опередил… Кого же я должен обойти, чтобы стать абсолютным победителем?

— Тебе… тебе надо опередить Веронику.

— Бабушку Веронелло?

— Нет, другую. Но об этом я тебе не стану рассказывать.

— Как это не станешь рассказывать?!

— Ладно, перестань, я пошутила… Вкусная получилась паста. Итак, ты удостоен лаврового венка в номинациях «Музыка», «Кухня» и «Предварительные ласки».

— Ну… и это неплохо. Теперь моя очередь раздавать награды. Тебе нет равных в категориях «Не знаю, что ты со мной делаешь, но мне хорошо», «Ужасно сексуальная женщина» и… «Уютный дом».

— Иди ты куда подальше со своим уютным домом, я в эту категорию не хочу. Но, если тебе понравилось, можешь пожить здесь, тем более я часто летаю в Бостон и квартира пустует.

— Спасибо, ты меня приглашаешь, потому что уезжаешь?

— Конечно, а иначе тебя разве вынесешь?

— Иди к черту!

— Зато будешь знать, как включать меня в номинацию «Уютный дом».

— Ты часто летаешь на самолетах?

— Так получается. Сейчас у нас в компании перестановки, а головной офис находится в Бостоне. Бесконечные совещания, такая морока!

— Может быть, они и меня возьмут?

— Я понимаю, что ты шутишь, но с твоим знанием английского в моем отделе будет совсем не трудно найти для тебя местечко.

— Если бы не знать, что через несколько дней мы расстанемся, я бы подумал. Но только в Бостон каждую неделю я летать не буду. Мне не нравится летать на самолетах.

— Ты боишься летать?

— Я боюсь умереть в полете. До какого-то времени я боялся смерти, теперь все стало немного иначе Дело в том, что я не боюсь смерти, но она Меня страшно раздражает. Меня раздражает, что настанет день, когда меня не будет. И мне неприятно уходить из этого мира. Но это не страх, это просто досада. Смерть — это офигенная дикость. Я жизнь готов отдать, лишь бы не умереть.

— Я один раз думала, что умираю. Смерть была совсем близко от меня.

— Дорожное происшествие?

— Нет, со мной случилась какая-то странная вещь. Утром, тогда мы еще жили с Паоло, я проснулась и не могла подняться с постели. Представляешь, я не могила держаться на ногах. Казалось, что у меня отнялись все мышцы. Неделю я пролежала в больнице. Врачи не могли понять, в чем дело. Мне сделали кучу анализов, но безрезультатно. Как-то ночью я почти перестала дышать и подумала, что умираю. Да нет, я была уверена в этом. Я вызвала врачей, они дали успокоительное. А утром у меня неожиданно пропал страх. Я чувствовала, что готова к смерти. Мною овладело какое-то странное ощущение… Не знаю, как объяснить… Я лежала в постели и думала, что умираю, но мне не было страшно. Потом я выздоровела. Но то ощущение покроя, которое я испытала в те дни, я не забуду никогда. Самое интересное — никто так и не понял, что со мной было.

Мне все больше нравилась моя подружка, и мне правилось то, что она рассказывала. Было удивительно хорошо сидеть рядом с ней и слушать ее. То, что испытывал с ней, казалось мне совершенно незнакомым.

В воскресенье мы проснулись поздно. После легкого завтрака пошли в spa-салон на углу 14-й улицы и 6-й авеню. Микела сделала себе маникюр и педикюр, а я массаж ног. В последнее время я так много ходил пешком, что, когда она предложила мне сходить на массаж, я сразу согласился. По сути, это был не массаж, а настоящий сеанс магии. Женщина-массажистка ловко взбила мыльную пену в тазике, куда я опустил ноги, и пена поднялась так высоко, что стала сползать на пол. Потом она взяла флакон и накапала в воду несколько капель непонятной пахучей жидкости. Удивительно, но после этого вся пена исчезла. Я испугался было, что вместе с пеной растворятся и мои ноги, но тут массажистка начала разминать мне ступни, и, хотя на вид она была маленькой и хрупкой, пальцы ее обладали прямо-таки геркулесовой силой. Совершенно волшебные ощущения! Когда я вышел из ее кабинета, я чувствовал себя легким как перышко. Я даже взял Микелу за руку, потому что боялся улететь, как воздушный шарик.

Мы пошли перекусить в кафе на площади Св. Марка. Я заказал свежевыжатый апельсиновый сок, поджаренные хлебцы, омлет с сыром, беконом и овощами, жареную картошку и фрукты. Пока я ел, я смотрел на Микелу и пытался понять, что со мной происходит. Солнца в тот день не было, но я надел темные очки: они как бы помогали замедлить время, которое летело вперед с крейсерской скоростью. Глядя на Микелу, мне и раньше приходилось ощущать, но я выпадаю из времени и пространства.

Вспомнив детство, я обратился к Микеле на языке глухонемых. Вначале было трудно изобразить букву «я», но потом я припомнил, как это делается. «Микела, я счастлив, безмерно», — с помощью жестов передал я ей. Она улыбнулась. Казалось, она была смущена. Потом она поднялась и поцеловала меня.

Микела подарила мне «смотровую площадку», с которой я мог по-новому смотреть на мир. Она перевела мою жизнь в пространство игры. Я давно уже не наслаждался игрой. До встречи с Микелой я считал, что играют в основном дети и актеры. Правда, однажды я вычитал фразу, звучала она примерно так: «Люди не перестают играть, оттого что стареют. Они стареют потому, что перестают играть». Я не хотел стареть.