Последним номером программы стала долгожданная «Голубка». Когда Чикита завела трогательную хабанеру, глаза ее увлажнились, а голос дрогнул.

Где б ты ни плавал,

всюду к тебе, мой милый,

я прилечу

голубкою сизокрылой…

В памяти всплыли лица мертвых и живых близких, оставленных в родном краю, запахи и шорохи навсегда потерянного особняка в Матансасе, — и Чиките пришлось сделать усилие и взять себя в руки, чтобы не погубить блестящее впечатление, произведенное на публику.

Зрители вскочили с мест и разразились аплодисментами, и Румальдо быстро велел Мундо захлопнуть крышку рояля и поставить Чикиту сверху. Оттуда зардевшаяся, окруженная дамами и господами, жаждавшими видеть ее вблизи и урвать автограф, лилипутка ответила на вопросы репортеров. Да, она кубинка и чудом спаслась от испанских солдат, которые сожгли дотла ее дом и убили многих родственников. Пресса восторженно внимала этим выдумкам и записывала, как Чиките удалось укрыться в горах вместе с братом, кузеном и горничной, как она пережила бесчисленные приключения и наконец пробралась в трюм корабля, доставившего ее в страну демократии и свободы. В Нью-Йорке она намерена начать новую жизнь и продолжить успешную карьеру, прерванную войной.

Когда напор ослаб, журналисты вызнали все, что хотели, а гости занялись вином и канапе, Чикита стала прохаживаться по залу в сопровождении Румальдо и месье Дюрана и беседовать с гостями. Медики и скульпторы не скупились на похвалы ее фигуре и дружно заявляли, что из всех известных им маленьких людей Чикита, несомненно, сложена лучше всех[45]. Мундо, чье участие больше не требовалось, присоединился к Рустике в комнатке, послужившей vestiaire[46], и оттуда они тайком наблюдали за ходом вечера.

Лилли Леман была потрясена, когда крошечная артистка заговорила с ней по-немецки. Уж она не преминет сообщить мужу Павлу («Выдающийся тенор Павел Калиш», — подсказал месье Дюран), как много он потерял, отказавшись идти на вечер. Чикита обязательно должна послушать ее в «Валькирии». Любит ли она Вагнера? И, не дав собеседнице рта раскрыть, Леман пустилась в рассказы о том, как гениальный композитор двадцать лет назад выбрал ее из сотен сопрано для исполнения тетралогии «Кольцо нибелунга» в театре, который блаженненький Людвиг II Баварский только что построил в Байройте. Да, в те марафонские дни она потрясла Листа и Чайковского, да что там — самого графа Толстого! Чтобы петь Вагнера, требуются изрядные легкие! Спектакли начинались в четыре часа дня и кончались за полночь. Другие сопрано, бывало, жаловались на излишнюю сложность партии Брунгильды, но она, без ложной скромности, способна спеть три «Валькирии» подряд как ни в чем не бывало.

С большим трудом, под предлогом того, что прочие приглашенные тоже хотели бы поздравить дебютантку, месье Дюран вырвал Чикиту из лап всепоглощающей фрау Леман и подвел к дивану, где сидели Барри с женой и доктор Биллингс, директор Нью-Йоркской публичной библиотеки.

— Я всегда знал, что феи существуют, — воскликнул Барри и поднялся, — но только нынче вечером мне довелось свести с ними знакомство. — И он поцеловал Чиките руку.

Чикита поблагодарила писателя за комплимент и заметила, что была бы счастлива прочесть какую-нибудь из его книг. Барри улыбнулся — по крайней мере, Чиките так показалось: из-за пышных усов рта было почти не разглядеть — и обещал послать ей завтра же подписанный экземпляр «Окна в Трамсе», последнего своего произведения.

— Зачем же откладывать до завтра? — перебила миссис Барри, раскрыла сумочку и достала книгу. Муж поблагодарил своего «ангела-хранителя», позаимствовал у доктора Биллингса ручку и изобразил цветистую дарственную надпись на форзаце[47].

Адмиралу Ивашенцову Чикита сообщила, что ее родители были знакомы с Алексеем Романовым, и справилась о здоровье Его Императорского Высочества. Да, хвала Господу, великий князь в добром здравии. И еще вопрос, месье l’Amiral[48]: жив ли Драгулеску, престарелый секретарь князя? Услышав имя карлика, адмирал изменился в лице и, понизив голос, сухо отвечал, что не имеет чести знать такого господина.

Из толпы вынырнула девушка, грациозно склонилась перед Чикитой и поздравила ее с успехом. Она и сама певица, танцовщица и актриса, а потому мечтает подружиться с Чикитой и устроить ей поход по лучшим магазинам города. Чикита наскоро приняла приглашение и под давлением месье Дюрана откланялась.

Румальдо поинтересовался, кто эта хорошенькая девица, на которую все косо поглядывают, и Дюран рассказал, что ее зовут Хоуп Бут. Совсем недавно она стала героиней скандала: полиция арестовала ее за нарушение общественного порядка. По-видимому, мисс Бут слишком многое выставляла напоказ во время ежевечернего шоу, собиравшего толпы зрителей мужского пола в казино «Сад на крыше». Полицейский инспектор, побывавший на одном выступлении, распорядился изъять из программы tableaux vivants[49], в которых Бут представляла наяду, Артемиду-охотницу и леди Годиву, но актриса и ее менеджер отказались, за что их арестовали и судили. Дело кончилось выговором и символическим штрафом, и многие справедливо заподозрили, что все это было подстроено ради продвижения карьеры мисс Хоуп. После происшествия предложения работы действительно посыпались на нее как из рога изобилия.

Чикита переговорила уже с десятками знаменитостей, судей, сенаторов, банкиров, а также дам и девиц из высшего общества. Она очаровательно держалась со всеми, но думала о другом. Разве никто из трех оставшихся импресарио не удостоит ее хоть словом? Под конец, когда гости начали расходиться, Пастор все же подошел и поздравил ее. За ним последовал Хаммерстайн, а потом и Проктор.

Все высказались в том духе, что им пришлись по нраву ее песни и танцы и они с удовольствием взяли бы ее в свои водевили. Но, к сожалению, они уже связаны контрактами с другими артистами ее типажа. Пастор после долгих переговоров добился нью-йоркских гастролей от популярной итальянской труппы лилипутов «И Пикколини» под руководством синьора Помпео. Они подписали договор на двадцать недель выступлений с возможностью продления, если обе стороны того пожелают.

Что до Хаммерстайна, то он предпочитал проторенные дорожки. Осенью он шестой год подряд привезет знаменитых немецких «Ди Лилипутанер». Да, «И Пикколини» — это, конечно, новинка, но все же надо еще посмотреть, как их примет нью-йоркский зритель. А вот успех «Ди Лилипутанер» — дело уже решенное, хотя бы из-за одного Франца Эберта, у которого тысячи поклонников. Да и в любом случае соперничество немца Эберта и итальянца Помпео благотворно скажется на кассе обоих продюсеров.

Проктор же приберег козырь в рукаве. Его карлики нового сезона приедут не из Европы, а из самой Арктики. С помощью Роберта Эдвина Пири и его