В промежутке между стонами я пнул весло, которое болталось в уключине. Страха уже не было, он сгорел, осталась злость на себя, свое проклятие и на невозможность хоть как-то противодействовать гнусному вампиру.

– Мы можем сражаться?

– Нет. О нет. Нет!

– Франног, соберитесь! Вы же великий колдун!

– Я великий колдун, да-да… Что ты такое несешь, болван? Какой я колдун? Я великий дилетант, сикось-накось, кое-как! Сколько раз повторять: мне отказано в магическом таланте!

– Эрт шэрг! Старая ве… Как быстро он нас сожрет?

– Быстро… Сильной боли не будет. А потом мы перейдем в другое состояние. Несравненный Абу-Нишрам в своем инферналистском трактате постулирует, что наши души неминуемо растворятся в безбрежии хаоса, однако ему оппонирует мудрейший Кен из Фоле, говоря, что вэйрок жрет только материальную энергию, и растворить душу ему не под силу…

– Как можно ему навредить? Ну же, думайте, думайте, что может его достать!

– Только живой огонь… Нефтяной огнемет, может быть, мог бы с ним справиться…

– Призрак что, имеет плоть?

– Метафизическая плоть, эктоплазма, которую можно повредить огнем либо молнией… А вот еще, сынок, послушай: мы можем прыгнуть в воду и утопиться! То есть вот так прыгнуть, и все! Мы станем самоубийцами, но наших душ он не получит!

– Я тебе сейчас прыгну! Я так тебе прыгну! Молчать! И не вздумай скопытиться от страха, старый дуралей! Драться! Мы будем сопротивляться до конца! Как говорят в одной стране, где все измеряется задницами: наши задницы он не получит. Ни мою – красивую-упругую, ни вашу…

– Ох-ох! Я с тобой, сынок! Но не называй меня, пожалуйста, дуралеем… И насчет задницы…

– Огонь… Огонь-огонь-огонь… Молния? Вы сказали – молния? Молния его повредит, как считаете?

Франног подобрался, задумался. От воды размытые вином узоры его халата окончательно перемешались, скрыв за нагромождением красок блудливую картину про рыбаков и амазонок.

– Д-да… Убежден! Не одна… несколько… много молний!

– Так вы же маг! Шандарахните его молнией, и дело с концом – лучше пониже ватерлинии.

– Ох, нет! Это же придется иметь дело с элементалами стихий! Магия высшего порядка, она мне неподвластна. Вдобавок Срединное море – вотчина чародеев Меркхара, договорится с элементалами невозможно! Помнишь, я уже говорил об этом? Магия Меркхара подавляет… Я могу призвать молнию на некий стальной предмет, зачаровав его на манер громоотвода, тут простая магия, без элементалов, но не факт, что молния в него ударит – чтобы это случилось, предмет должен быть подвешен на определенной высоте. Да что я горожу? Чем выше, тем лучше, а самое лучшее, расположить предмет на самой высокой точке того места, куда должна попасть молния. Ай-ай-ай, все это невыполнимо!

Я выругался. Невыполнимо…

Захлопал по вантам незакрепленный гик. Палуба начала основательно раскачиваться, мелкие деревяшки покатились от борта к борту. Наполовину сделанный остов плота, похожий на виселицу, положенную набок, грузно стронулся с места и зацепился за основание грот-мачты.

Где же «Элиминат»? Вой был почти неразличим, только слабость и дрожь в мускулах говорили, что вэйрок не прекратил попыток нас изловить. Все прахом… Ни дождь, ни ветер, ни волны не помеха этой мрази!

Невыполнимо…

– Стоять, Франног! Стоять-бояться! Ждать!

Бросив весло, я метнулся к грот-мачте. Растянулся на скользкой палубе, вскочил, загребая руками. Скелет плота начал откатываться к борту… Я поймал концы канатов, напрягся и, подтянув недостроенный плот, надежно закрепил у мачты. Затем выдернул из стеньги долото без рукоятки, схватил моток просмоленного троса и бегом вернулся к аскету.

– Ясна мыслишка?

– Э?

– Я привязываю трос… вот так… и забрасываю долото на рею «Элимината»! Шторм вон какой, грохочет – мама не горюй! Долото притянет молнию, если вы его зачаруете! Блин, да оно обязано притянуть молнию, оно же из металла! Веревка – заземление, хватит всему… Барнаху, чтоб его предкам икалось в аду!

Франног вздрогнул, глаза прояснились.

– Я… я, пожалуй, смогу! Погоди, это меньше минуты! – он зашептал, поводя руками над долотом. – Держи эту стальную штуковину за веревку!

– Трос.

– Трос, веревка, невелика разница!

– Моряки вам голову открутят. Это – трос. Это – долото, а не «какая-то там стальная штуковина».

– О Шахнар! Помолчи! Не касайся штуковины, когда появятся искры, иначе все впустую! Держи за веревку, я сказал! Ну вот, я почти…

Из-за полога дождя появился корабль: чудовищная рыжая плоть вэйрока горой вздулась над «Выстрелом»; древний флагман селистианского флота был, скажем так, крупным мальчуганом.

Я резко выдохнул. Несмотря на качку, словно примерз к палубе. Рядом застыл Франног.

Мачты-щупальца смотрели буркалами зеленых огней, черные обрывки парусов, которые уже не были парусами, изгибались. «Выстрел» захлестнул смрад гниющей рыбы и холод. Вэйрок был холоден, как и полагается мертвецу.

Я здесь, тихим шелестом пронеслось в моей голове.

Я здесь.

Чтобы.

Утащить.

Поглотить ваши души.

Я.

И грянул вой, который больше не сдерживала завеса ливня. Я заорал в ответ. Да я вам клянусь – со мной такое случилось впервые. Чтобы я орал в лицо опасности? Да ни в жизнь! Обычно я драпаю, я последний трус. А тут вдруг… Ругаясь, я дернул упавшего Франнога за отворот халата и наотмашь залепил пощечину, от которой голова старика безвольно мотнулась.

– Да… ва-а-ай! – промычал прямо в стариковское ухо. Франног удивленно заморгал, но боль от удара протрезвила. Он снова начал водить ладонями над «громоотводом», что-то шепча. Я удерживал его за отвороты халата. И орал. Как же я орал!

Десяток глобул зеленого огня сбежали с борта «Элимината» и, не касаясь нас, взобрались по грот-мачте «Выстрела», свесившись с ее салинга исполинской гроздью винограда.

Души.

Мои.

Дети.

Пленники.

Рабы.

Выпитые.

Игрушки вечности…

Фигушки, сказали заюшки! Хрен ты выпьешь мою душу! Хрен я буду твоей игрушкой!

Я почувствовал, будто меня давят прессом. И с ужасом увидел, что борт «Выстрела», став абсолютно прозрачным, выгибается в сторону «Элимината». Призрак начал поглощение.

– Есть! – вскинул голову мудрец. Но выражение торжества в его глазах сменилось пустотой, они остекленели, и он рухнул на палубу… Я остался стоять, стало быть, мудрец всего лишь потерял сознание, если бы умер – кваэр отрубил бы мое сердце.