— Хреново.

Мы давно уже вышли в штрафную площадку, только вот очков за это никто не давал. Может, на этот раз начать новую игру предложит она?

— И как ты справляешься? Ночью, в одиночестве? — спросил я.

— Говорю себе, что у меня нет выбора.

— Ты в это веришь?

— Чего ты хочешь от женщины, Оливер?

Тон был корректным. А вот вопрос — нет.

— Любви.

— Другими словами, «кухня, церковь, колыбель»?

— Меня бы вполне устроило несколько лишних ночей в нашей квартире.

Мне не хотелось философствовать. Или делиться опытом своего брака. Чёрт побери, Дженни ведь тоже работала.

— Мне казалось, что мы счастливы вместе.

— Угу. Когда мы вместе. Но, Марси, любовь это ведь не оптовый склад, запасы которого пополняют телефонным звонком!

Ирония осталась неоценённой.

— Хочешь сказать, что нам надо прилепиться и стать друг для друга няньками?

— Я бы стал — если ты нуждаешься во мне.

— Господи Боже! Я же только что сказала, что хочу выйти за тебя!

Она выглядела усталой и расстроенной. Момент на самом деле вышел не слишком удачным.

— Пойдём, — предложил я.

Расплатился. Мы вышли и двинулись к машине.

— Оливер, — сказала Марси.

— Да?

— А может это — прошлое? Я хочу сказать, потому что я понравилась им. И они совсем не прыгали от восторга, когда ты привёл домой Дженни?

— Нет, — отрезал я. И постарался забыть её вопрос как можно быстрее.

Марси, к её чести — боец.

В течение всего нашего Рождественско-новогоднего перемирия я чувствовал, что она внутренне готовится к Новой Кампании. Противником, разумеется, был её инстинкт недоверия ко всему миру.

И мой.

Как бы то ни было, она старалась как можно больше оставаться дома и управлять шоу по телефону. Что совсем непросто в атмосфере новогоднего сумасшествия. Но у неё получалось. Она вела бои на дистанции, а ночью мы были вместе. И, что удивительнее, иногда и днём.

Потом, накануне Нового года, она провела стремительный прорыв. Мы как раз готовились к вечеринке у Симпсонов (ага, я ещё прихватил немного Алка-Зельцера, просто так, на всякий случай). Пока я брился, Марси появилась в зеркале, значительно улучшив собой картинку. Она не стала ходить вокруг да около.

— Ты готов принять новое назначение?

— Например? — осторожно поинтересовался я.

— Например, как насчёт небольшой поездки? В феврале.

— И её выиграла, конечно, ты, — («Не будь саркастичным, Оливер, она ведь старается»).

— Расслабься. И смотри на вещи шире. Верно, я должна присутствовать на Гонконгской выставке мод, и...

— Гонконг!

Она поймала меня на удочку. Восток! Моя улыбка была до ушей.

— Врубаешься, друг мой?

— Ты же говоришь, что должна работать, — подозрительно поинтересовался я.

— Просто показаться работой не называется. Кроме того, китайский Новый год всего за неделю до того. Мы могли бы отметить его вместе. А потом — домой, с остановкой на Гавайях.

— Хорошо, — промямлил я. Но лицо излучало абсолютный восторг. Потом, ещё осторожнее уточнил:

— А Гавайях у тебя тоже дела?

— Нет. Если не считать собирания кокосов.

Какая программа на Новый Год!

— Ну как?

— Нравится. Особенно Гавайи. Тихие пляжи, прогулки под луной...

— Что-то вроде медового месяца, — закончила она.

Интригующая фразеология. Интересно, насколько это всерьёз.

Я не обернулся. Вместо этого посмотрел в зеркало, чтобы уловить выражение её лица.

Оно было затянуто туманом.

Я не получил разрешения от босса.

Я обрёл благословление.

Не то, чтобы они были так уж счастливы отделаться от меня. Но я не брал ни дня отпуска с тех пор, как поступил в фирму.

Придётся, конечно, кое-чем пожертвовать. Я не смогу участвовать в нескольких делах. Вроде дел тех двух вашингтонских отказников, где использовался прецедент моего процесса «Уэббер против призывной комиссии». А в феврале Конгресс приступал к рассмотрению проблемы сегрегации. Так что я уже заранее испытывал угрызения совести.

— Боишься, что к твоему возвращению в мире воцарится абсолютная справедливость? — усмехнулся мистер Джонас, — обещаю оставить специально для тебя несколько отборных образцов обратного.

— Благодарю вас, сэр.

— Немного больше эгоизма, Оливер. Ты заслужил это.

Даже готовясь к путешествию (туристическое представительство Гонконга буквально засыпало меня материалами), я продолжал работать над парой дел у «Полуночных всадников». Барри Поллак, герой Дела школьного совета, должен был довести их до завершения

— Эй, Марси, что такое Нанкинский договор?

— Звучит как «Микадо».

Я просвещал её за завтраком, обедом, за чисткой зубов... Даже в офис звонил.

— Нанкинский договор это, как тебе следует знать...

— А мне следует?

— Да. Когда англичане победили в Первой опиумной войне...

— О, опиум, — у неё загорелись глаза.

Я проигнорировал её выходку и продолжил лекцию.

— ...Китаю пришлось отдать англичанам Гонконг.

— О! — сказала она.

— Это только начало.

— Вижу. А в конце воинствующий юрист Бэрретт выйдёт на тропу войны и заставит их вернуть его. Угадала?

Её улыбка добавила света в квартире.

— Как насчёт домашней работы на поездку? — поинтересовался я.

— Я была там несколько раз.

— Да? Тогда расскажи, что тебе вспоминается при слове «Гонконг»?

— Орхидеи, — ответила Марси, — там фантастические цветы, но орхидей — девяносто видов.

Замечательный факт. Тонко чувствующий миллионер.

— Марси, я куплю тебе по одной от каждого вида.

— Я удержу тебя от этого.

— Что угодно за то, чтобы ты удержала меня.

С Новым Годом, будем громко петь Кунг-Фу!

Я пританцовывая носился по офису, закрывая папки и пожимая руки. Завтра мы вылетали на Восток.

— Не волнуйтесь, — сказала Анита, — я зажгу за вас свечи. Aloha, Оливер.

— Нет, нет, Анита, говорите правильно, — ответил свежеиспечённый поклонник китайской культуры, — «Kung hej fat choy».