— А того, что больно Есугей твой языкастый, — проворчал Мстислав. — Вон, ты сам мужик умный, а повидался с ним раз, так уже с булгарами разве что не лобызаться хочешь… А ну и меня заболтает — как потом дружину супротив него в бой вести? А надо, ярл. И никак тут иначе!

Да уж. Оказывается, даже у запредельной Воли есть свой предел возможностей. Князь уперся намертво, и переубедить его не получалось от слова совсем.

Его — нет. А Есугея?

— Дело твое, княже, — вздохнул я. — Но ежели так — дозволь хотя бы…

— Не дозволю, — отрезал Мстислав. — Знаю, чего задумал, да не пущу. Ускачешь к булгарам — а ежели не вернешься? Что я конунгу да дружине говорить буду?

— Вернусь! — Я сжал кулаки. — Слова тебе моего мало?!

— Спорить со мной удумал?! — Мстислав грозно сдвинул брови. — Ежели тебе так Есугей твой люб — ступай в детинец, да там и сиди, покуда сеча будет. А к булгарам ехать не смей!

— Что я тебе, девица красная — в избе сидеть? — Я опустил голову. — Скажешь биться — пойду. Хоть с Есугеем, хоть с самим чертом.

— Вот теперь любо сказал, — улыбнулся Мстислав. — Теперь верю… Да все ли готово у стен твоих, ярл?

— Все, да не все. — Я оглянулся в сторону уже розовеющего горизонта и взялся за ремешок, крепивший доспехи. — Есть еще дело одно малое.

— Это какое?

— Снимай латы, княже. — Я стянул и бросил на землю пластинчатый нагрудник. — Да вели шлем свой подать. И коня.

— Идут, черти поганые… Чтобы им пусто было!

Ратибор подкинул и снова поймал булаву. Здоровенный шар из темного металла тускло блеснул в воздухе, крутанулся, и обратно в ладонь приземлилась уже рукоять. Несмотря на весь свой опыт воевода явно нервничал — вот и пытался приободрить себя богатырскими трюками. А заодно и всех нас. Именно конной дружине в грядущем бою отводилась самая сложная и опасная задача — и до нее еще предстояло дожить.

— А как узнают проклятые, что мы здесь — не утечем, — с тоской проговорил Топтыга, оглаживая рукоять меча. — У них-то, поди, соглядатаи давно уж…

— Цыц! — Я беззлобно погрозил предводителю круглицких гридей пальцем. — Не узнают. Я своих вперед отправил. Ежели чего — предупредят.

Я старался говорить твердо, хоть мне и самому катастрофически не хватало уверенности, что нам удалось достаточно надежно спрятать целый конный отряд в небольшом леске в половине версты от моста через Вишиневу. Есугей наверняка высылал вперед целые отряды разведчиков — остается только надеяться, что все они смотрели в сторону города и разглядывали выстроенные буквально вчера укрепления. Вигдис и пара десятков самых быстроногих и смышленых отроков охраняли нашу засаду с тыла и подняли бы тревогу, увидев хоть кого-то… Но это вовсе не значило, что какой-нибудь ушлый булгарин не проскользнул у них под носом и не донес все хану.

Особенно если он умел прятаться в мире духов — багатура не заприметила бы даже Вигдис с ее десяткой Восприятия.

Одна ошибка — и нам конец. Вся двухтысячная махина булгарского войска развернется и одним ударом снесет нас. А потом и оставшийся беззащитным Вышеград. Вывести чуть ли не две трети дружины за стены. Безумный финт. Самое слабое место во всем моем плане, который и без того состоял из одних слабых мест. Хотя бы потому, что задача одолеть Есугея нашими силами невыполнима в принципе. Но если мне удастся хотя бы обмануть его, отвлечь, а потом раскидать кешиктенов…

— Не узнают — так не узнают. — Топтыга мрачно усмехнулся и пожал плечами. — Тебе виднее. Ты ж у нас теперь заместо князя…

— Не болтай! — осадил гридя Ратибор. — Князь — он князь и есть, хоть ему и с простой дружиной в бой идти, а не под знаменем. А чем зубоскалить — лучше бы сам заместо боярина латы золоченые надел. Или боишься?

— А чего мне бояться? — ощерился Топтыга. — Тот панцирь-то, поди, покрепче моего будет. А стреле булгарской дела нет, куда лететь. Хоть в князя, хоть боярина, хоть в простого гридня, хоть в отрока — все едино.

Я молча переглянулся со стоявшим неподалеку Мстиславом. Он явно не слишком-то радовался «смене власти», но и возражать особо не стал. Понимал, что когда кешиктены очухаются — основной удар по нам придется прямо под княжеское знамя с Рарогом, сейчас колыхавшееся прямо над моей головой. И все кривые булгарские сабли будут искать предводителя в богатых золоченых доспехах.

Я еще раз покрутился в седле, проверяя, как села на плечи чужая броня. Показатель вычета урона у нее оказался получше, чем у моей, но взял я ее, разумеется, не из-за этого. Княжеские доспехи, шлем, конь и знамя — мой билет в самое сердце битвы, где меня непременно будет искать Есугей.

А я буду искать его. И если найду — и если повезет — бой закончится до того, как успеют погибнуть сотни воинов с обеих сторон. Я уже тысячу раз успел пожалеть, что до последнего пытался убедить Мстислава хотя бы поговорить с Есугеем вместо того, чтобы просто втихую удрать через мир духов к булгарскому войску.

Но изменило бы это хоть что-нибудь? За народом хана шла сама раскаленная смерть — а что я мог предложить ему вместо богатств Вышеграда? Просидеть еще несколько недель в поле, доедая последние припасы и надеясь, что загадочный Антор-багатур придумает способ, как в одиночку остановить наступление конца времен?.. Дождаться, пока перепуганные и разобщенные междоусобицами склафы соберутся в единый кулак и ударят в ответ?

Нет, время мудрых разговоров закончилось. Шестеренки войны уже закрутились, и одной песчинке не под силу их остановить. Даже крупной и твердой песчинке с пятью осколками Светоча в неприметной сумке на боку. И чтобы Есугей выслушал меня и увел булгар обратно на юг, за Есеник и Круглицу, для начала придется его…

Победить? Пожалуй, так. Хан умен и не так упрям, как Мстислав и покойные князья, но отступить его заставит только поражение. Которое нанесет орде в две с половиной тысячи конных воинов дружина, в которой не набралось и четырех сотен.

— Выдвинулся уж обоз, никак… — Ратибор чуть прищурился, вглядываясь вдаль сквозь утреннюю дымку. — Не распознали бы, боярин, что ты задумал.

— Не распознают, — проворчал я. — А ежели и так — все равно ударим, а там уж и поглядим. Перун поможет — одолеем. Отходить все одно некуда.

— Вот то-то оно и есть, что некуда. — Ратибор тяжело вздохнул. — За нами только Вышеград-отец, да избы родные. Сгинем — некому уж защитить будет.

— Побыстрее бы тогда уж. Помрем — так хоть не увидим, как погань булгарская над девками да ребятишками малыми потешаться будет. — Топтыга тронул поводья и подвинулся чуть ближе ко мне. — Ты не серчай, боярин, что зубоскалю сверх меры. Чую — не дожить мне до вечера, вот и лаюсь, как пес шелудивый… А все одно за тобой пойду, как за князем своим ходил. Сам тебя в сече от сабель беречь буду.

— Добро… А про «не дожить» — ты это дело брось! — Я погрозил гридню пальцем. — Ты парень молодой да ладный. Тебе жениться, да детишек растить. Как прогоним булгар — сам тебе невесту буду искать! За тебя что купеческая, что боярская дочка — любая пойдет!