Альфу тем временем мариновали в СИЗО «для выяснения обстоятельств». Обстоятельства посчитали понятными только на третий день допроса, обнаружив в коридоре, где произошло убийство, работающую камеру.

Следователь по делу собственными глазами улицезрел крадущегося по коридору убитого — тогда еще живого — с оружием в руках, и героичного Альфу, приставившего пистолет к его затылку. Затем, после минутной беседы, в течении которой преступник, вероятно, пытался усыпить бдительность задержавшего, он резко нагнулся, пробуя уйти из траектории выстрела, и одновременно попытался навести оружие на противника. В общем, как говорится, сам напросился на пулю.

После увиденного все вопросы к задержанному отпали, и его, наконец-таки, отпустили домой свободным и полностью оправданным. Правда, с отросшей трехдневной щетиной и, мягко говоря, помятым видом. Альфа открыл дверь своим ключом и громко вторгся в квартиру:

— Надеюсь, здесь кормят голодных?

Пока он уплетал тарелку горячего борща в окружении трех женщин, сокрушенно разглядывающих его потрепанный фасад, мать засыпала его вопросами, в ответ однако получая лишь шутки. Девушки не смели и рта открыть — обе ждали разговора с глазу на глаз. Все равно при Любови Сергеевне много не расскажешь.

Леру одолевали смешанные чувства. Радость, от того, что он здесь, на свободе, живой и невредимый. Досада, потому что они не одни. А ведь так хотелось сейчас заполучить этого мужчину в свою единовластную собственность, чтобы не делить его с алчными взглядами Совы и участливыми стенаниями матери! Хотя все же мама — это святое… Но Сова, дела, друзья — совсем другой разговор! Могут и подождать!

Вот бы остаться с ним наедине! Желание это вдруг стало столь сильным и интенсивным, что почти заболело в груди.

Когда Альфа довольно крякнул, с аппетитом расправившись с третьей порцией, мать убрала опустевшую тарелку в раковину и бросилась к чайнику. Она понятия не имела о том, что случилось, лопотала о хрупкой, современной технике, — не чета советским производителям, да! — но каким-то своим чутьем ощущала, что произошло нечто серьезное, и горела желанием услужить сыну.

Альфа внезапно встал из-за стола и взял за руку Леру, встретился с ее глазами и как будто солнышком согрел изнутри промерзшее нутро:

— Поговорим?

Девушка кивнула и последовала за ним в отдельную комнату. В этой светлой, элегантной квартире имелось три комнаты, но только здесь присутствовал искусственный камин и белый, меховой ковер на дубовом паркете. Альфа опустился на ковер лицом к камину, обнял Леру, покрепче прижимая к себе и даже не представляя, в какой кайф он ее погрузил одним лишь прикосновением.

Она с удовольствием, впитывала в себя его родные черты, рассматривала жадно его глаза, пытаясь разгадать, о чем он думает. В его близости своих мыслей сейчас не осталось. Как будто ее натруженный мозг завис от переизбытка впечатлений и единственное, на что был способен, это: «Он здесь. Со мной. Наконец-то!» Альфа покрыл ее лицо легкими поцелуями:

— Господи, как я скучал… Маленькая моя… Синеглазочка, — с трудом оторвался от ее кожи и задумчиво произнес, — Знаешь… Бывает, встречаешь вдруг человека, и понимаешь, что он твой. Тебе в нем все нравится: голос, улыбка, даже смущенное дрожание ресниц при неумелой попытке соврать. Его страхи проходят сквозь тебя, его боль током бьет по сердцу… Так врастаешь в него, что сил нет не оторваться. Будто без него — ты неполноценный сиамский близнец. Сумасшедшее наваждение, просто безумие какое-то. У тебя было такое?

— Почему было? У меня такое есть, — прошептала Лера.

— Ну, значит, это заразно. Хвала богам! — он шутливо чмокнул Леру в кончик носа, — Представляешь, сидел я на скучных допросах, а мне пофиг на все! Ужасно хотелось тебя ощутить в своих руках — вот, как сейчас. Следак, зараза, еще масло в огонь подливал. Когда ему жена звонила, он даже из кабинета не удосуживался выйти. Грозил мне кулаком, чтоб молчал, и отвечал сразу… Бережно так, чтобы ни малейшей интонацией не задеть. Я бы раньше поржал над ним, а тут меня прям проняло до кости. Так же хочу, как он! Чтобы ты мне звонила и просила туалетную бумагу купить по дороге домой. И чтобы я тебе звонил и спрашивал, не устала ли ты, не хочешь ли пиццу сегодня на ужин…

- Альфа… То есть… Можно я тебя Ваней буду называть?

— Наконец-то догадалась, родная моя! — он ласково провел подушечками пальцев по Лериным скулам, и она опять потерялась, забыла напрочь, о чем хотела спросить. Все вопросы сейчас казались неуместной, пустой шелухой. Главное — другое.

— Ванечка, я… — почему вдруг в горле пересохло, и так трудно сказать столь простые слова? Она беспомощно заглянула ему в глаза, и он все понял без слов.

— Я люблю тебя, милая!

— И я! Я тоже тебя люблю! — вырвалось из ее губ прежде, чем они слились в долгом, нежном поцелуе.

Она не смогла бы точно определить, в какой момент к ней вернулась память. Когда его губы неспешно исследовали ее, перед глазами с легким, ненавязчивым шелестом проносились смутные картинки и далекие ощущения. В тот момент она отмахнулась от странных видений, как от назойливой мухи. Разве может быть что-то важнее и приятнее волшебной, сногсшибающей близости с любимым человеком?

Но потом, когда Альфе принялись звонить, снова и снова отвлекая от текущего момента, она с досадой указала на источник шума и взмолилась:

— Ответь им! Не отстанут же… А потом выключи звук, ладно?

Альфа кивнул и вытащил телефон. Левой рукой он прижимал к себе девушку, правой управлялся с телефоном. Открыл список пропущенных вызовов, нахмурился, чуть отодвинулся и набрал звонившего.

Именно тогда картинки в голове прояснились, обрели насыщенную, цветную четкость и прокрутились с конца до самого начала.

Комната пыток в доме Ваграма. Ее приказ самой себе забыть о флешке и ее местонахождении. Спрятанные доказательства. Сумочка, оставленная в мотеле на момент похищения. И внезапное, радостное прозрение!

У нее, у них с Ваней есть шанс достать компромат на Ваграма!

Она в нетерпении ерзала на коврике, ожидая, пока Иван разберется с собеседником. Когда тот оторвался от телефона, Лера, проглатывая в спешке часть звуков, выпалила:

— Где мои вещи? Та сумочка, которую я оставила в мотеле, помнишь?

— Эм… Помню… — Альфа задумчиво взъерошил волосы. — Что там такого, в той сумочке? Помада за тыщу баксов?

— Там у меня компромат на Ваграма. Ну же! Скажи, что ты ее не выкинул! Ты же не мог выкинуть чужие вещи!

— Вот, черт! — Альфа одним прыжком вскочил на ноги. — Мать недавно грозилась устроить в квартире генеральную уборку!

Он пулей вылетел за дверь и под удивленным взглядами женщин закружился по квартире, как ищейка. Распахнул настежь встроенные шкафы, выкинул на пол аккуратно сложенные одеяла, свернутую плащ-палатку и, наконец, с победным криком вытащил сумочку: