Вместо шестирукого у письменного стола стоял Мишка. По его бледному лицу текли слезы.

Томский понимал — мальчик мертв, перед ним всего лишь призрак, однако не мог ничего с собой поделать: опустил «калаш», шагнул навстречу пацану. Выражение скорби в глазах ребенка сменилось дьявольскими огоньками безумия, а лицо на глазах старело. Сначала на нем появились морщины, потом по щеке расплылся уродливый шрам. Мишка превратился в Мамочку, но и на этом метаморфозы не закончились. Глаза женщины провалились внутрь глазниц, кожа лица сморщилась и начала отваливаться кусками, обнажая белую кость черепа. Теперь перед Толикам стояла Смерть — точно такая же, какой была изображена на карте Таро.

— У тебя нет будущего! — прошипела она. — А настоящее ты отдашь мне!

Взмах косы. Второй. Отступать Толику было некуда. В третий раз острое как бритва лезвие резануло по лицу. Томский закрыл глаза в надежде на то, что видение или исчезнет, или окончательно его добьет.

— Проваливай, поп! Не смей вмешиваться в чужие дела, или пожалеешь об этом!

Толик понял, что угроза адресована не ему. Открыл глаза. Между ним и безобразной старухой стоял Шаман, наряженный в балахон со змеями-ленточками. Ладонь алтайца сжимала древко косы. В ответ на предупреждение, он начал тихо, но уверенно произносить какие-то заклинания. Смерть вырвала косу. Отступила к столу. Одеяние ее пожелтело, превращаясь в костюм химзащиты, темные провалы глазниц затянулись стеклом, а на лице вырос хобот противогаза. Желтый улыбнулся фиолетовыми губами, отодвинул стул и уселся за письменный стол с видом начальника, который был чем-то недоволен и собирался распекать подчиненных.

— Так-так. Двое на одного? Да вы прыткие ребята! Ничего, скоро я пришлю кое-кого за вами обоими. Они приползут с приглашением от мистера Хайда.

Рука в желтой перчатке потянулась к кнопке лампы. Вспыхнувший зеленый свет ослепил Толика. Когда же зрение вернулось, Желтого за столом уже не было, Шаман тоже исчез, и даже следы ботинок на паркете пропали. Вместо них в пыли появились пятнышки крови.

Томский ощупал пальцами лицо. Никаких порезов. Кровь текла из носа. Вытерев ее рукавом, Толик повернулся к двери. Она была приоткрыта, а из зала доносился спокойный голос прапора.

Выйдя в зал, Толик первым делом отыскал Шамана. Тот сидел на одном из стульев и, на первый взгляд, слушал разглагольствования Аршинова. На самом деле алтаец был далеко. Окаменевшее лицо, закрытые глаза, подрагивающие губы. Толик не спеша, стараясь ничем не выдать своего волнения, подошел к столу. Шаман открыл глаза. Посмотрел на Томского.

— У тебя кровь…

— Знаю. В ушах гудит. Наверное, давление. Уже почти прошло. Надо идти.

— Да. Оставаться здесь я не вижу никакого смысла, — кивнул Шаман.

Взгляды их встретились, и Толик понял — Шаман в курсе того, что произошло в комнате с паркетным полом. Он не присутствовал там во плоти, но почувствовав, что Томский в опасности, пришел на помощь в ипостаси бесплотного духа.

Аршинов встал.

— М-да. Жили же люди! Не хочется покидать такое уютное местечко, но что поделаешь? Если хочешь есть варенье — не лови хлебалом мух. Пошли, а то Мистер Неваляшка заждался. Кстати, Вездеход, ты не в курсах, почему Шестера рванула в этот коридор?

— Охотничий инстинкт, — ответил Николай. — Крысы — одно из лакомств ласок.

— И не только ласок, — вздохнул прапор. — Если все будет идти, как идет, мы все скоро вынуждены будем их полюбить…

* * *

У вывески, призывающей к работе с высокоточными системами, Толик почувствовал себя плохо. К гудению в ушах присоединилась головная боль. Как ни старался Томский держаться на плаву, он вынужден был прислониться к стене. Приходилось признать — участившиеся встречи с Желтым одаривали его все новыми и новыми неприятными симптомами.

Опять началось кровотечение. Томский задрал голову вверх, но это не помогло — рот тут же наполнился кровью. Чтобы не глотать ее, Толик вынужден был сплюнуть на пол.

— Э-э-э, парень, да тебе совсем худо!

Аршинов подбежал очень вовремя — его друг уже не мог стоять на ногах. Шаман заставил Томского лечь на бок. Под голову ему положили один из вещмешков. Кровь продолжала идти — на полу уже начала скапливаться целая лужа. Шаман порылся в своем «сидоре», развязал один из бумажных пакетиков и протянул Томскому на ладони что-то похожее на сушеный мох.

— Быстро жуй! Без лишних вопросов!

Толик послушно выполнил указания. Соленый вкус крови смешался с невероятной горечью, нёбо сделалось жестким, как наждачная бумага.

— Ты хочешь меня отравить? — попытался шутить Томский. — Большей гадости я в жизни не пробовал.

— Глотай! — Шаман высыпал себе на ладонь смесь из нового пакета, растер ее между ладонями и принялся натирать Толику лоб. — Вот так. Сейчас станет легче.

Томскому и впрямь полегчало. Притирка охладила пылающую кожу лица, кровь, наконец остановилась, прошло головокружение. Толя смог сесть и первым делом выплюнул остатки жеваного мха.

— Что со мной?

— Давление, как ты и сказал, — Шаман, аккуратно перетянув пакетики резинками, спрятал их в вещмешок. — Из-за нервного перенапряжения. В иной ситуации я рекомендовал бы тебе полный покой, но…

— Покой нам только снится! — закончил Томский, вставая. — Все. Я готов идти дальше.

Странное дело — он не врал и не хорохорился. Действительно чувствовал прилив сил.

И подозревал, что Шаман угостил его каким-то наркотиком.

Рельсы уходили дальше, терялись в темноте, которую лучи фонариков могли пробить лишь метров на пятьдесят. Впрочем, куда ведет и чем закончится эта подземная дорога, узнать было не суждено: Шаман свернул в боковое ответвление туннеля, где рельс не было вовсе. Прямо у поворота дорогу перегораживал остов автомобиля. Разобранная почти до самой х-образной рамы, машина сохранила свои благородные очертания.

Аршинов с видом знатока обошел автомобиль.

— «Чайка» ГАЗ-13. Интересная модификация. Я о такой только слышал. Усиленная передняя часть. Как будто для тарана специально делали.

— Кого таранили и кто на ней ездил? — поинтересовался Толик, осматривая хромированную «галочку» на бампере, который почему-то не тронули при разборке.

— До восемьдесят первого года, когда машинку сняли с производства, на этих тачках раскатывали партийные бонзы. Простые смертные могли попользоваться «Чайкой» только через ЗАГСы. Там машины появлялись после списания с госслужбы.

— Партийные бонзы, — задумчиво произнес Вездеход. — Это как товарищ Москвин?

— В самую точку, Коля. Живи Москвин на поверхности, он заседал бы в Кремле и ездил бы на чем-то похожем. Любили они служить народу, а народ их любил. Отсюда и таран…

— А эти «загцы» че такое?