— Твой старик, — начал Корень, обтеревлицо, — уже не знаю, кем он тебе приходится, тот еще был жук.

Я хотела сказать, чтобы он не смел говорить гадости про ВалентинаСергеевича, но пока промолчала, а бандит довольно связно изложил мне историюпрепарата, то есть как он ее понимал. А понимал он ее так, что старик, то естьВалентин Сергеевич, изобрел что-то такое, что помогает читать чужие мысли, идаже можно внушить, например, простому обывателю, чтобы он, допустим, сам отдалтебе свой кошелек. То есть именно так все понимал тот самый амбал, которыйпринес мне стакан сырой воды. А главный бровастый бандит был, конечно, тожевесьма недалеким человеком, но мыслил шире, то есть он понимал, что препаратможно выгодно продать. И даже, я думаю, уже принял на этот счет кое-какие меры,то есть договорился кое с кем. Я все это знала из записок Валентина Сергеевича,но сделала вид, что впервые слышу о существовании препарата.

— И вы, стало быть, послали ко мне эту старую дуруЛуизу, чтобы она рыскала по углам? — я сделала вид, что догадалась. —И потом ее убили?

— Мы ее не трогали, — поморщился Корень, —черт ее знает, что с ней случилось.

— Так с чего вы взяли, что я что-то знаю пропрепарат? — напомнила я. — В квартире его нет, кроме Луизы ваш..,этот, с телефонной станции, искал, и еще по поводу обмена приходили какие-токозлы…

— Вот, насчет Еремеева, — оживилсябровастый, — как раз все сходится. Ты его пришила, больше некому. Еремеевследил за тобой, потом сказал, что нашел тайник старика, а потом — все.

— Раз уж у нас пошел такой откровенный разговор, то небуду отрицать. Только это не я, а Гораций, он спихнул его в подвал. Еремеев самвиноват: не надо женщине пистолетом угрожать. Гораций все-таки служебнаясобака, вот и среагировал.

Я нарочно была с бандитом так откровенна, потому что вголове у меня созрел определенный план — как спастись из этой конуры.

— Так где то, что ты забрала из тайника? —наступал на меня Корень.

— Во-первых, с чего ты взял, что там, в тайнике, былименно препарат? — кротко спросила я. — Насколько я знаю, покойныйпрофессор был серьезный ученый, и не мог спрятать лекарство чуть ли не напомойке.

Дом старый, заброшенный, может рухнуть, или вода в подвалпопадет. Опять же бомжи придут, найдут.

На самом деле Валентин Сергеевич выбрал очень крепкий дом, иподвал был каменный, сухой, но Корень, похоже, мне поверил.

— Так вот, — продолжала я, окрыленнаяуспехом, — там в тайнике был ключ и маленькая такая записочка, какуюдверцу это ключ открывает. Я тогда про препарат и понятия не имела, нопосчитала, что раз Валентин Сергеевич так тщательно все спрятал, стало быть,ключик имеет ценность. Ну и прибрала его в укромное место. Судя по всему, этотключ от абонентского ящика на почте, а сама почта находится где-то в центрегорода. Уж не знаю, почему профессор выбрал это почтовое отделение, возможно, унего там кто-то знакомый работает.

— Говори, где это все! — бровастый утомился моиммногословием.

— В надежном месте! — многозначительно произнеслая:

— И не в одном, а в разных.

— Говори, а то хуже будет! — Он потерял терпение.

— Ну я тебя умоляю! — протянула я. — Заполную дуру-то не надо меня держать.

Если я тебе расскажу, где это лежит, сколько я проживу? Так зачеммне это делать? А если ты станешь меня пытать, то еще раз повторяю — у менясердце, так что как бы чего не вышло.

На самом деле сердце у меня было здоровое, но главный бандитпобоялся это проверить — не хотел рисковать.

— Давай так сделаем, — продолжала я, повозможности спокойно. — Мне этот препарат и даром не нужен — однинеприятности и у меня, и у покойного Валентина Сергеевича от него были. Но мненужны гарантии, что я отсюда выйду живой и здоровой, а также что потом вы небудете ко мне иметь претензий.

Корень усмехнулся. Я прекрасно поняла его усмешку, носделала вид, что ничего не заметила.

— Значит, я звоню своему соседу Эрику, он в курсе моихдел. И прошу его достать эти две вещи — ключ и записку. А уже потом вы с нимдоговоритесь — как будет происходить обмен меня на то, что тебе нужно.

— А если мы сейчас поедем и приволочем этого Эрикасюда? — угрожающе спросил бровастый.

— Ну и что это вам даст? — подхватила я. —Эрик не знает в подробностях, где вещи.

К тому же вряд ли у вас получится с ним так же гладко, каксо мной, — все же он крепкий мужчина, бизнесмен, охрана у него. А кстати,ведь утром, если не ошибаюсь, вы уже пробовали причинить Эрику неприятности…

И как здоровье того лохматого, на синем «форде», которыйпохож на старого итальянского актера? Куда вы его отвезли: в больницу или вморг?

Корень явственно помрачнел. Не думаю, чтобы ему было жалколохматого Волонте, но он понимал, что тот погиб не просто так, что дело вовсене в охране Эрика, что возле препарата крутятся конкуренты.

— Кстати, не расскажешь ли — за каким чертом этомуненормальному в синем «форде» понадобилось стрелять в Эрика? Сосед, постороннийчеловек, ко мне, в общем-то, имеет мало отношения…

И поскольку бровастый промолчал, я утвердилась в своейутренней догадке.

— А, так значит, этот идиот, пусть ему в аду попадетсягорелая сковородка, целился в Горация? — вскричала я. — Имей в виду,за собаку вы мне ответите по полной программе!

— Не в твоем положении выпендриваться, — тутбандит употребил сильное выражение, которое хоть и больше подходило к случаю,но воспроизвести его я все же не решаюсь.

Я подумала немного и решила успокоиться и не злитьбровастого понапрасну: он прав, в моем нынешнем положении глупо ему угрожать.

— Так что как бы вам не проколоться, — кротко продолжалая. — И еще: как только Эрик обнаружит, что меня нет дома, он сразу жеобратится в милицию. Еще раз спрашиваю: тебе это надо?

Бровастый был вынужден со мной согласиться, что ему этого ненадо. Но сделал он это так поспешно, что любой нормальный человек на моем местезаподозрил бы, что он собирается взять препарат, а потом прикончить нас сЭриком. Но у меня был совершенно особый план, так что я опять сделала вид, чтоповерила главному бандиту.

— Сколько сейчас времени? — осведомилась я, ибровастый ответил, что скоро пять.

— Ну вот, ровно в полшестого можно звонить, он вернетсяс работы. А теперь не могу ли я немного отдохнуть? Видишь ли, голова ещепобаливает.

Он рыкнул что-то невразумительное и удалился. Я уселась надиване поудобнее и стала интенсивно размышлять. План сложился у меня в головепосле того, как я прочитала мысли бровастого, вернее не мысли, а увиделамысленным взором картину того, что осталось у него в мозгу. Это, очевидно, былотак: вот подходит человек к парадной и перед тем, как открыть дверь, машинальнооглядывается по сторонам. И вот эту-то картину мне и удалось прочитать. Значит,бровастый стоял около парадной и с одной стороны он видел в просвете междудомами зеленовато-голубую колокольню Никольского собора, а когда он оглянулся вдругую сторону, то увидел опять-таки в просвете между домами старуюгрязно-желтую каланчу пожарной части, построенной, надо думать, еще вдевятнадцатом веке. Теперь нужно было сообщить Эрику эти два ориентира, исделать это так, чтобы он догадался обо всем. С колокольней Никольского соборабыло просто.