Последующие дебаты были откровенны и красноречивы, но я о них говорить не буду. Решение приняли следующее: Соединенные Штаты пообещают вывести из Турции устаревшие ракеты, но сделают это без лишнего шума и никаких письменных обязательств давать не будут: ситуацию было важно представить как капитуляцию Хрущева. Было предложено любопытное оправдание, которое ученые и комментаторы посчитали разумным. Как пишет Майкл Доббс, «если США под давлением Советского Союза в одностороннем порядке демонтируют стартовые ракетные площадки, то блок НАТО может дать трещину» – или, если перефразировать эту фразу чуть точнее, если Соединенные Штаты заменят бесполезные ракеты усовершенствованным оружием, как и планировалось, предложив России сделку, которую любой «здравомыслящий человек» посчитает честной, то блок НАТО может дать трещину[260].

Безусловно, если бы Россия убрала с Кубы единственное средство сдерживания американской агрессии – при том, что в воздухе витала угроза прямого вторжения в эту страну, – кубинцы пришли бы в ярость (что, собственно, и произошло по вполне объяснимым причинам). Но для стандартных мотивов такое сравнение представляется нечестным: мы люди, мы важны, в то время как они всего лишь «нечеловеки», если воспользоваться замечательным выражением Джорджа Оруэлла.

Кроме того, Кеннеди неофициально пообещал не вторгаться на Кубу, но выдвинул условие: не просто вывести ракеты, но и прекратить или, как минимум, значительно сократить советское военное присутствие. (Что не касалось Турции, расположенной вблизи границ СССР.) По словам президента, если Куба перестанет быть «вооруженным лагерем», мы, вероятно, «не станем на нее вторгаться». При этом он добавил, что если Куба желает избавиться от угрозы вторжения, ей следует прекратить «подрывать политическую власть» (выражение Шелдона Стерна) в Латинской Америке[261]. «Подрыв политической власти» в те годы в США был постоянной темой; как тут не вспомнить, к примеру, свержение Эйзенхауэром парламентского правительства Гватемалы, столкнувшее эту измученную страну в пропасть, из которой ей еще выбираться и выбраться. Эта же тема присутствовала и в 1980-е, когда Рональд Рейган вел в Центральной Америке свои порочные террористические войны. «Подрыв власти» Кубой заключался в поддержке тех, кто сопротивлялся нападкам со стороны США и их ручных режимов, а порой – кошмар из кошмаров! – в поставках им оружия.

Хотя эти допущения так глубоко укоренились в господствующую доктрину, что стали общим местом, о них внутри страны все же говорят. Например, Аппарат политического планирования Государственного департамента разъяснил, что «первейшая угроза со стороны Кастро, заключается… во влиянии, которое само существование его режима оказывает на многие страны Латинской Америки… сам факт, что Кастро успешно бросает вызов США, отрицает всю политику, которую мы проводим в полушарии в последние сто пятьдесят лет»[262], то есть с того самого момента, когда доктрина Монро провозгласила намерение доминировать в Западном полушарии, оказавшееся несбыточным.

Право на господство является основополагающим принципом внешней политики США, обычно облекаемым в оборонную терминологию: во времена «холодной войны» чаще всего фигурировала «русская угроза», даже если русских вокруг и в помине не было. Об одном из примеров современного применения этого принципа иранский ученый Эрванд Абрахамиан рассказал в своей книге, посвященной перевороту 1953 года, осуществленному Великобританией и США и свергнувшему в Иране парламентский режим. Тщательно изучив американские документы, он убедительно показывает, что стандартные аргументы не выдерживают никакой критики. Главной причиной были не проблемы, связанные с «холодной войной», не иранская непоследовательность, подрывавшая «благие намерения» Вашингтона, и даже не доступ к нефти и прибылям, а тот простой факт, что независимый национализм угрожал притязаниям Соединенных Штатов на «тотальный контроль» – и, как следствие, на глобальное доминирование[263].

Именно это мы обнаруживаем снова и снова, изучая отдельные ситуации, включая Кубу (что совсем не удивительно), хотя фанатизм в данном конкретном случае заслуживает более подробного рассмотрения. Политика США в отношении Кубы резко осуждается во всей Латинской Америке, а в действительности и в большинстве стран мира. Все опросы общественного мнения показывают, что значительное большинство американских граждан выступают за нормализацию отношений с Кубой, но это тоже не имеет никакого значения[264].

Пренебрежение к общественному мнению – это уже почти норма. На мой взгляд, здесь куда интереснее пренебрежение мнением важных отраслей экономики (энергетика, сельское хозяйство, фармацевтическая промышленность и ряд других), которые тоже ратуют за нормализацию. Это предполагает, что в дополнение к культурным факторам, обнаруживающимся в истерике интеллектуалов из президентского окружения, наказание Кубы продиктовано некими «важными государственными интересами».

Официально ракетный кризис закончился 28 октября. Его итог выглядел предельно ясно. В тот вечер в специальном выпуске новостей CBS News Чарльз Коллингвуд сообщил, что мир «справился с угрозой ядерного холокоста, страшнейшей за весь период после Второй мировой войны… а советская политика одержала унизительное поражение»[265]. Доббс пишет, что русские, в свою очередь, попытались представить результат в качестве «еще одной победы миролюбивой внешней политики Москвы над империалистическими разжигателями войны»: «Исключительно мудрое, всегда разумное советское руководство устранило нависшую над миром угрозу ядерного разрушения»[266].