— Так ты и есть добро. — Я вогнал лопату в землю на полный штык. — И идти никуда не надо. А что до беды, которая неминуемо случится… Так тебе скажу — мне на это начхать. Я тебя себе оставлять не собираюсь, а что с тобой другие сделают — мне без разницы.

На самом деле я так не думал. Более того, почти сразу пожалел о сказанном. Неправильные слова прозвучали, неверные политически. Я все же Хранитель кладов, пусть даже и начинающий, моя работа — сберегать и преумножать, а никак не разбазаривать.

Хорошо хоть змейки на груди не зашебуршились.

— Другие, — пробубнил клад. — Будя врать! Вот он, другой-от, стоит, паскудник! Ишь, глазами лупает, на меня рот разинул! Слышь, парень, не надо бы тебе меня ему отдавать, не выйдет с этого проку. Он же меня по разным рукам распихает, да и все. Был я — и нету.

— Такова судьба всех кладов, — философски заметил я, рыхля лопатой плотную землю. — За редким исключением. Встречаются твои родичи, представляющие собой культурную, а не финансовую ценность, вроде золота Шлимана, но это скорее подтверждает правило, чем его опровергает. Короче, хорош трещать, уже голова от тебя болит.

— Так отдашь меня этому поганцу или нет? — уточнил клад. — Больно ты мудрено баешь, Хранитель, не понять тебя.

— Это не я мудрено баю, это ты застрял в прошлом. Но не расстраивайся, твои собратья ни разу не лучше. С иными вообще разговор не получался, они сразу в драку лезли.

— И чего? — заинтересовался клад.

— Того, — хмыкнул я и с удовольствием услышал стук лезвия лопаты обо что-то твердое. — Сам догадайся.

— Значит, не отступишься, — печально пробасил клад. — Эх-ма… Тогда давай так. Отпусти меня, а? Тебе это раз плюнуть, мне облегчение, и вон тому тоже с того одна польза. Я же до тех пор, пока он меня на части не раздерет, ему жизни не дам, не дам! Тебе я ничего сделать не могу, нет на то моей власти, но он — не ты. На него у меня силенок достанет!

— Не скажу, что меня печалит такая перспектива, — хмыкнул я, подкапывая землю вокруг небольшого и потемневшего от времени металлического сундучка. — Если ты думаешь, что мне этот тип сильно нравится, так нет, я его терпеть не могу. Общаться общаюсь, потому что выбора пока нет, но не более того. И чем ему будет хуже, тем мне лучше. Тирань его на здоровье, да посильнее.

— Думаю, за дело ты его не любишь, — помолчав, произнес клад. — Но я-то тебе зла не делал? За что меня казнишь? И без того срам принял, не сберег себя для того, кому заповедан, так еще и на погибель лютую обрекаешь. Когда меня по частям растащат, это ж такая мука! Все одно, что для человека рук-ног лишиться.

— Убедил. — Я воткнул лопату в холмик терпко пахнущей земли, после нагнулся и вытащил сундучок из ямы, отметив то, насколько он увесист. — Уф-ф-ф! Хорошо, сделаю, как ты просишь. Но давай так: услуга за услугу.

— Валера, я знал, что у тебя все получится! — подал голос Карл Августович и было нацелился подойти ко мне, но я жестом остановил его. Он понятливо покивал и снова замер в ожидании.

— Да чем же я тебе пособлю? — озадаченно поинтересовался клад. — Ты так меня вон, на белый свет уже вытащил, чего боле?

— Расскажи мне про того, кого так не любишь, — понизив голос до шепота, попросил я. — Про моего спутника. Ты ведь что-то знаешь, не так ли?

— Да ничего я не знаю, — буркнул клад. — Откуда? Просто он не в первый раз сюда наведывается, вот и все. Да еще то чую, что человек он лихой, недобрый. Тот, кто меня определил под этот дуб, тоже злодей заугольный был, верно то, но в нем кровь живая текла, он мое злато-серебро да каменья в честной битве добывал. Глаза в глаза, сабля на саблю. А этот все норовит жар чужими руками загрести. То какого-то юнца притащит с собой, вроде как сродственника поклажника моего, то еще чего учудит. Теперь вот тебя как-то примучал, добился-таки своего.

— В хозяине кровь живая текла, а в нем какая? — насторожился я. — Мертвая?

— Не в том дело! — рявкнул клад. — Не в том. Он человек, не нежить, но только не такой, как ты, к примеру. Он живой, да не живой. Души в нем нет, сгнила она, как старая колода в лесу. Или и не водилось ее в нем никогда. Но все одно — он не колдун, не ведьмак, этих я ни с кем не спутаю. Вещи во мне старые, много видели, много знают, и я через них. И вот что я тебе скажу, парень: ты его стерегись, а лучше — сторонись. Он тебе улыбаться станет, а за спиной кистень сожмет. И как ты зазеваешься, так им тебя в висок и шарахнет.

— Это мне и без тебя известно, — сообщил кладу я и повторил: — Нет души. Любопытно. Ладно, ты свою часть договора выполнил, теперь моя очередь.

— Ну, может, оно и к лучшему. Столь лет тут лежу, пора и честь знать.

— Кстати, мне вон тот сказал, что ты специально наверх выходишь с утра, так тебе все надоело. Это правда?

— Лжа, — заявил клад. — Просто лишний я тут, что ни день, мне покоя нет, только наверху и передохнешь от зудежа тех, кто внизу, под корнями дуба, обитает. Это место древнее, недоброе, через него Вий некогда из Пекельного царства в Явь хаживал. В плечах он сильно широк был, вот и протоптал такую дорожку. Сколь веков прошло, а землица рану ту зарастить не может до сих пор, вот сколь в нем злобы да ярости гуляло. И ты, Хранитель, тут не задерживайся, темноты не жди, добра из того не выйдет.

Настолько буднично он это все сказал, что меня вдруг мороз по коже продрал. Не врет, все так и есть. Вывод — надо отсюда валить, пока солнце в небе стоит. Знаю я, как это случается — вроде только-только полдень миновал, не успеешь обернуться, а уже Луна на небо лезет.

Но каков Шлюндт, а? Нет, сослужу Полозу службу — и на километр после того его к себе не подпущу.

Замка на сундучке не оказалось, зато имелись два длинных штыря, продетых в продолговатые разъемы, они и не давали крышке открыться. Я было хотел по ним постучать рукоятью ножа, который, разумеется, прихватил с собой, но не понадобилось —