— Иди сюда, — велела шаманка, закончившая что-то перебирать на столике. А когда я подошла, велела: — Садись.

И пока она заново причесывала меня, я смотрела на… украшения! Что я ощутила в этот момент? Восторг! Я, будто малое дитя, перебирала серьги, браслеты, что-то еще, назначения чего до конца не понимала, пока Ашит не надела мне на голову.

— Филям, — с улыбкой сказала мать. — У меня попроще был. От Эйшен сыну досталось, Вазам жену баловал. Селек хотела забрать, да муж по рукам дал, а там и Танияр сказал — нет.

— Так это украшения матери Танияра? — спросила я и вернула на столик серьги, которые решила надеть.

— Бери, — велела Ашит. — Раз здесь стоят, значит, разрешает взять. Бери.

— Это ведь ничего не означает, мама? — осторожно спросила я.

— Заботу о госте означает, — ответила она. — Ты знаешь, гостю отказа нет. А чего нельзя, о том хозяин скажет. Вот что это означает. Ничего больше. Бери, вреда не будет.

— Ну… хорошо.

Я вдела серьги в уши, а после еще раз осмотрела филям. Представлял он собой тонкую полосу из мягкой кожи и, как мне показалось, этот филям был новым. На поношенном должны были остаться следы пота, потертости, что-то в этом роде, а я ничего подобного на своем украшении не заметила, пока вертела его в руках. Так вот, на эту полоску были нашиты небольшие белые бляшки, между которыми расположились короткие нити с жемчужинами. По крайней мере, я так опознала небольшие перламутровые чуть неровные бусины. А по центру лба расположился зеленый камешек. Может, и изумруд. Жемчужные нити спускались только на лоб, дальше до затылка тянулись одни бляшки, а концы филяма стягивал более прозаичный шнурок.

— Ты заплела мне волосы, — улыбнулась я.

Ашит улыбнулась мне в отражение, и я повертела головой. Она заплела мне две косы, закрепила правую с левой стороны, левую с правой. Теперь моя шея была открыта, и выглядела я весьма прилично. Посмотрев на себя еще немного, я сняла серьги и улыбнулась.

— Скромно, не значит — дешево, — назидательно произнесла я.

— Хороши серьги, — возразила мать.

— Хороши, — не стала я спорить, — но лишние. Так лучше.

— Тебе видней, — не стала спорить Ашит. — Идем, Танияр ждет.

— Ох, — взволнованно вздохнула я и еще раз оглядела себя в зеркало.

— Красивая, — усмехнулась шаманка. — Идем.

Она деловито смахнула украшения в открытый ящичек-шкатулку, потом сунула его за зеркало, и я поняла, почему раньше его не заметила. После подошла к двери и открыла ее, мало заботясь о моем смятении.

— Корни пустить собралась? — спросила Ашит с нескрываемой иронией. — Так не дано тебе, а коли пустишь, не выстоишь — шустрая слишком. Ступай, говорю.

Неодобрительно покачав головой, я вдруг преисполнилась решимости и направилась прочь из комнаты, в которой провела ночь и утро. Что за блажь, право слово? Вчера в старом платье перед тысячью глаз прошлась, а сегодня в обновке перед единственным зрителем робею. Глупость какая. Шаманка хмыкнула за моей спиной, но я уже не обратила внимания.

— Вперед ступай, — велела мать. — Дверь резную видишь? Вот туда и ступай.

Орнамент, вырезанный на двери, сейчас оставил меня равнодушной. Признаться, попросту не обратила на него внимания. Я широко распахнула дверь, за которой скрывалась трапезная, вошла туда и присела в неглубоком реверансе. Движение это вышло машинальным, и когда я распрямилась, то произнесла на родном языке:

— Доброго утра, господин алдар.

Он стоял у окна, но обернулся на звук моего голоса и на миг застыл, глядя на меня. И я дрогнула. Потупившись, я ощутила, как к щекам прилила краска, но не скажу, что это было лишь смущение. Удовольствие от пристального мужского взгляда я тоже ощутила.

— Ты погляди, и этот прорости собрался, — усмехнулась мать, пройдя мимо меня. — Очнись, Танияр, не видать твоему дому милости Отца, если гость от тебя голодным уйдет.

— Вещая, — отмер алдар, но что скрывала его интонация, я бы сказать в точности не решилась. Досада угадывалась, но на собственную оплошность или на шаманку, наверное, не ответил бы и сам Танияр.

Однако это привело в себя, и, стряхнув с плеч оцепенение, я направилась к столу вслед за Ашит. Она уже деловито оглядывала яства, которыми нас потчевал хлебосольный хозяин. Посмотрела на стол и я, после подняла удивленный взгляд на Танияра, и шаманка ответила на мой невысказанный вопрос:

— Никто больше не придет, для нас расстарался.

— Сам? — вырвалось у меня, и мать зашлась в хрипловатом каркающем смехе.

Улыбнулся и алдар, а я натянула на лицо непроницаемое выражение, чтобы скрыть смущение из-за глупого вопроса.

— Всю ночь готовил! — воскликнула Ашит и хлопнула ладонью по столу. — Как тебя принес, так и взялся стряпать!

— Я умею готовить, — произнес Танияр. — Кашу сварю в походе, лепешки испеку, кулен смешаю, но вот это всё готовила Сурхэм — моя прислужница. Она еще моей матери служила, потом со мной осталась.

Еще матери служила, значит, уже немолода. Хотя и зрелые женщины хороши и еще могут привлекать… Мою мысль оборвала мать. Она зашлась в новом приступе смеха, продолжая стучать ладонью по столу, а я, поджав сердито губы, отвернулась.

— Что такое, вещая? — спросил Танияр, не слышавший мои мысли, как шаманка, потому не понимавший причины для веселья Ашит.

Но она помотала головой, продолжая смеяться, и алдар, оставив шаманку в покое, обратился ко мне:

— Ашити, что ты сделала, когда вошла? — спросил он, и я ощутила благодарность, потому что мы отошли от темы еды и неведомой Сурхэм.

— Я приветствовала тебя, — ответила я. — И пожелала доброго утра.

— И тебе милости Отца, — улыбнулся воин. — А как приветствуют мужчины? Тоже приседают?

Теперь улыбнулась я и постаралась отогнать внезапно возникшую картину, в которой глава ягиров приседал в изящном отточенном реверансе. Смешок подавить мне удалось лишь усилием воли, зато рядом затряслась с новой силой Ашит, разумеется, увидевшая вместе со мной представленное.

— Нет, — ответила я. — Мужчины кланяются.

— Покажи, — попросил Танияр.

Я встала с места, поднялся на ноги и алдар. Память легко подкинула мужское приветствие, и я продемонстрировала его воину. Он повторил за мной, и я отрицательно покачала головой. Подол платья не давал увидеть позицию ног, и Танияр попросту склонился, приложив ладонь к груди. Подернув подол, я снова изобразила почтительный поклон.

— Понял, — кивнул алдар.

И вновь он повторил, уже более похоже, но немного неуклюже. Я улыбнулась:

— Если еще поучишься, поклон выйдет изящным… — Танияр ответил вопросительным взглядом, и я поправилась: — Красивым. Это почтительный поклон, так приветствуют женщин и тех, кто выше по положению. Приветствуя равного, мужчины просто склоняют голову, — я показала и это. А затем не удержалась и полюбопытствовала: — Зачем тебе это, Танияр?