* * *

Мэл как будто появилась из придуманного мира старого американского телевидения. В этот раз в безупречно чистой кухне стояли целое блюдо домашнего печенья с шоколадной крошкой и тарелка с охлажденными виноградом и клубникой. Сегодня Ван Ыок шла по дому, сильно нервничая, – ведь она уже познакомилась с родителями Билли, но они были где-то наверху и не показывались.

* * *

Целоваться с Билли было похоже на исследование большого, сложного и пышного цветка своим ртом. Во-первых, его губы, такие гладкие и твердые. Раньше Ван Ыок никогда не думала о твердых или мягких губах, но в его было столько уверенности! Они двигались по ее лицу, рту, шее, как будто по компасу. Во-вторых, его рот был окружен шероховатой щетиной. Она провела кончиками пальцев вдоль его челюсти и почувствовала, как меняется направление щетины. Это было так необычно и так прекрасно. У нее был свой собственный узор. Слева под челюстью она закручивалась в завиток.

– Мне нужно побриться? – прошептал Билли.

– Не знаю. Но мне нравится это ощущение.

– И какое оно?

Ван Ыок на мгновение задумалась.

– Странное, но приятное.

Потом его рот раскрылся. Ей понравился вкус – внутри его рта оказалось неожиданно хорошо. Все, что происходило с ними, к ее смущению, вызывало воспоминания о «мяу», ей пришлось силой отбросить эти мысли. Прямо сейчас, если бы она и смогла бы издать какой-нибудь животный звук, то это был бы требовательный рык. Звучало пугающе. Наверное, было бы лучше постараться совсем избегать животных звуков. По крайней мере, до тех пор, пока они не узнают друг друга получше.

По шкале Рихтера такие поцелуи вряд ли бы стояли где-то далеко от того, на что похож настоящий секс. Они были внутри друг друга в самом обольстительном смысле, концентрические спирали желания тянули их все глубже.

Они лежали на кровати Билли, как будто погруженные в транс, смотрели друг на друга, касались друг друга, изнывали от желания. Возможное-невозможное желание стало частью их жизни, но это – это было волшебство реального мира, заклинание, которое сплетало их в одно целое.

«Утонуть в глазах» – это всегда казалось Ван Ыок какой-то глупостью. До этого момента. До того, как она узнала про глаза Билли. Внешний контур голубой радужки был толстым и серым; голубизна его глаз при близком рассмотрении была словно соткана из миллионов ломаных линий. Его ресницы и брови были темными и аккуратными.

У Ван Ыок создалось такое ощущение, словно она целовала Билли Гардинера уже тысячу дней подряд и они продолжали бы целоваться еще вечность. Когда он сунул руку под ее платье и осторожно поднял вверх между ее ног, она оставила ее там и двигалась в такт с его рукой до тех пор, пока не кончила. Он не отрывал глаз от ее лица, а она зажмурилась что есть сил, потому что не могла посмотреть на него.

Ван Ыок только задумалась, как они так быстро перепрыгнули к этому, и забеспокоилась, потому что понятия не имела, как ей отблагодарить Билли, и что скоро он узнает, насколько она ничего не смыслит в сексе, как раздались три резких стука в дверь. Они тут же быстро сели, стараясь дышать нормально.

Билли поднял учебник.

– Да?

Вошла его мама.

– Здравствуй, дорогой. Здравствуй…

– Ван Ыок, – подсказал Билли.

– Конечно. Ван Ыок.

– Здравствуйте.

Интересно, как все это выглядело в глазах матери Билли? Они оба были в школьной форме, ни одной пуговички не расстегнуто. Ее платье, слегка великоватое ей в талии, висело свободно и доходило почти до колен. Книги и папки Билли лежали на кровати, ее тоже. Вроде похоже на то, что они здесь занимались. Вообще-то они здесь и занимались. Пока не начали целоваться. Единственное, что могло их выдать, это ее школьные туфли. Они стояли рядом с кроватью. Ну и еще, может быть, их раскрасневшиеся лица.

Мама Билли, похоже, разговаривала с туфлями Ван Ыок, этими двумя маленькими островками вины на полу.

– Я лишь заглянула сказать, что ужин почти готов. Ван Ыок могла бы остаться или ее ждут дома?

– Спасибо, Эби, но я лучше пойду. – Ван Ыок посмотрела на свои часы. Прошло больше времени, чем она думала.

– Какая жалость. Быть может, в другой раз.

То, каким тоном Эби сказала «какая жалость», напомнило ей «извини» Тифф и Холли. Ну а «в другой раз», видимо, означало тогда, когда ад замерзнет.

Ван Ыок лишь улыбнулась, когда на следующий день рано утром увидела у ворот Билли. На прошлой неделе она бы отнеслась к этому с подозрением и раздражением. Но на этой она решила быть иррациональной и не сопротивляться тому, что получила благодаря своему желанию. Как же далеко она ушла от здравого смысла!

Билли посмотрел на окна многоквартирного дома и отважился легонько поцеловать ее в щеку.

Они шли по Альберт-стрит и разговаривали. Билли до смешного восхищался своей штукой, которую собирался устроить в общей комнате, потом он захотел послушать о ее работе над портфолио, и она призналась ему, что еще не говорила своим родителям о том, что хотела бы изучать искусство.

– А ты здорово водишь их за нос, – сказал он.

– Это не обман, но мне не пришлось бы рассказывать правду избирательно, если бы у меня были нормальные родители. – Она как будто предавала их, говоря о них в таких словах, но когда речь шла о ее предпочтениях в учебе, ее родители точно не были нормальными.

– Ничего подобного, – рассеянно произнес Билли. – Хотя я с таким никогда не сталкивался.

Когда до школы оставалось совсем чуть-чуть, парень остановился у кофейни, чтобы взять себе кофе.

– Ты что будешь?

– Ничего.

Они вошли в маленькое и пугающе классное, по мнению Ван Ыок, заведение, и Билли начал заказывать:

– Можно мне, пожалуйста, большой, с двумя порциями эспрессо…

– Латте, навынос, – закончил за него бариста.

– У вас отличная память, – с восхищением заметил Билли. – И еще горячий бутерброд с сыром и помидорами. Спасибо, чувак.

Он повернулся к Ван Ыок.

– Ты уверена, что ничего не хочешь?

Она покачала головой.

Пока они ждали, когда нарежут и поджарят два кусочка хлеба и расплавится сыр, Ван Ыок пыталась разобраться, чем же ее так напугало это место. Слишком классное – это вполне уже все объясняло, но что именно означало? Во-первых, интерьер: к нему явно приложил руку дорогущий дизайнер-минималист. Во-вторых, персонал: черные фартуки, рельефные бицепсы, модные татуировки и пирсинг. Ну и, в-третьих, клиенты: одетые в «Лулулемон»[30], привыкшие к высокоскоростному Wi-Fi.