— Вот я тебе сейчас! И до двадцати трех… и после…

— Хулиганка! — отбрехивался дедок, бегая вокруг обеденного стола. — Террористка!

— Акын деревенский! Да сколько ж это можно терпеть?!

— Ничего ты в искусстве не понимаешь! Одно слово — баба глупая!

— Ну погоди, сейчас у тебя-то ума займу! Как только догоню!

Не дожидаясь этого, дедок резво нырнул под стол. Семеновна, которой лень было нагибаться, потыкала под него веником. Дед вцепился в веник с другой стороны. Борьба за трофей длилась минут пять, по-прежнему сопровождаясь звучными репликами, которые бесстрастные динамики транслировали на всю округу. Потом дед все-таки победил, и веник целиком исчез под столом, из-под которого сразу же раздался победный марш танкистов. Наверное, собственного сочинения — я такого раньше никогда не слышала. Дедок оказался неплохим песенником: его задорный и не слишком пристойный марш понравился не только мне, а из-за забора тоже раздались свистки и аплодисменты. Как оказалось, на трансляцию «радиопостановки» из дедовой избушки собралось уже немало соседей. И все они стояли прямо за забором, заинтересованно прислушиваясь к развитию событий.

— Ах ты, старый хрен!!! — взвилась Семеновна, в порыве чувств даже исключив из своего лексикона более корректное «корнеплод».

— Давай мочи его, Семеновна! — поддержали из-за забора.

Но Семеновна поддержки не оценила. Сделав следившему за ней из-под столешницы деду страшные глаза, она вначале указала за окно, а потом на меня. Дед понял: набежавшим под забор соседям видеть меня было совсем ни к чему. Покивал Семеновне: мол, сейчас все исправим! Она отступила на шаг, выпуская свою жертву. Дед вылез из-под стола, выпрямился, показушно покряхтел, держась за поясницу и косясь в сторону обидчицы. Потом подошел к микрофону и на всю деревню объявил:

— Благодарю за внимание! Концерт окончен! — после чего наконец-то отключил усилитель.

— Эй, а вторая серия когда? — послышалось в наступившей тишине из-за забора.

— О продолжении сериала сообщим дополнительно, — ответил дедок, еще раз ненадолго включив усилитель, а потом окончательно выдернул шнур из розетки.

Семеновна взглянула вначале на деда, потом на этот шнур. А потом взяла большой нож с обеденного стола. Не зная, чего еще можно от нее ожидать, дед боязливо шарахнулся в сторону, что позволило Семеновне беспрепятственно обрезать вилку со шнура и с победным видом спрятать ее в карман.

— Так-то вот! — грозно сказала она дедку. — А теперь иди смотри, чтоб на улице пусто было, да мы с Людкой домой пойдем.

— Эх, кабы не Людмила, показал бы я тебе, кто в доме хозяин!

— Иди, иди! И знай, что в этот раз вилку твоему шнуру обрезала, а в следующий раз тебе, хрычу, бороденку твою вздорную обкорнаю!

— Ну и наплачешься еще! — пригрозил дедок. — Будешь меня зазывать, в картишки с тобой перекинуться, а я не приду!

— Васильича тогда позову! — пригрозила в ответ Семеновна.

— Да щас! — По тому, как воинственно вскинулся дедок, я вдруг с удивлением поняла: а ведь он ревнует свою террористку! И нешуточно!

— Главное, вкуса к жизни не терять! — заметив мою реакцию, озорно подмигнула мне Семеновна. — А теперь пойдем обедать! И ты, загогулина эволюции, тоже приходи, — пригласила она дедка. — А то ведь, пока ездил в разведку, наверняка не успел ничего себе приготовить.

После обеда дедок уже по-настоящему пошел вздремнуть, а мы с Семеновной вернулись к нашему совещанию. Темой его было: что делать дальше? Сидеть сложа ручки как-то не очень хотелось, да и не следовало, потому что ничего изменить в лучшую сторону такая тактика не могла, а вот дождаться неожиданных неприятностей вполне было возможно. Да и не могла я вечно прятаться. Вон ведь, уже почти неделя моего отпуска пролетела. Так же незаметно проскочит и вторая, а там мне на работу нужно будет выходить. В общем, уже не попрячешься.

— Может, мне к твоему следователю съездить и с ним побеседовать с глазу на глаз? — предложила Семеновна.

— Можно было бы. Только я не уверена, что супостаты не склонили его на свою сторону. — Я вздохнула. — Ведь почти сразу после того, как я сообщила ему, что бываю в тренажерном зале, супостаты подкараулили меня именно там. Простое совпадение? А если нет? Тогда сразу после беседы с вами он свяжется с супостатами, и они отследят вас до самого дома, после чего ни мне, ни вам будет не избежать неприятностей.

— Значит, надо связаться с ним через какое-нибудь третье лицо, которое живет в городе и не приведет за собой супостатов в эту деревню, — решила Семеновна. — Есть у тебя такие, кто был бы в курсе твоих событий и кому бы ты могла доверять?

— Есть одна подруга. — Я сразу же подумала об Иринке. Как и чем бы она ни была занята, но деваться мне некуда, придется ее все-таки побеспокоить. Она у меня девочка не промах, может съездить к следователю и просто так, якобы за новостями. А почему бы и нет? Подруга ведь все-таки. А там, в разговоре, можно уже и попытаться выяснить, на чьей стороне он играет. Ирка проницательный человек, она должна будет это понять. Во всяком случае, до этого времени мне не встречались такие, кому удавалось бы ее обмануть. Ведь если бы было иначе, она никогда бы не достигла таких высот в своей карьере. Да, и еще у меня есть все шансы на то, чтобы вспомнить номер ее телефона: там какая-то интересная комбинация, в основном из «троек». И если вспомню, то Семеновне незачем будет к ней ехать, можно будет просто ей позвонить.

Когда я выложила свой план Семеновне, она его одобрила и молча протянула мне трубку. Номер я вспомнила не без некоторого труда, дважды ошибившись. Но на третий раз, к великому своему облегчению, услышала в трубке до боли знакомый голос:

— Да? Кто это?

— Иринка, это я, Людмила! Прости, что побеспокоила…

Ответом мне стала витиеватая матерная тирада. Вот уж не знала, что у Ирки такой талант выражаться! Когда нецензурный словарный запас все-таки иссяк, Ирка перешла на цензурно-ругательный, вполне уже информативный, из которого я узнала, что беспокою я ее не сейчас, а вот уже дней пять как минимум. Что я, такая-сякая, пропала неведомо куда, заставив волноваться целую кучу народа, что меня уже чуть ли не похоронили и что в розыск объявили по всей стране… В общем, очень много я о себе узнала нового. И, наверное, узнала бы еще больше, если бы Ирка сама себя не прервала на полуслове:

— Ну а сейчас-то ты где?!

— Скрываюсь. У меня тут столько всего случилось! Еле спаслась! И если бы не счастливое стечение обстоятельств, то получили бы вы тот самый труп, который искали!

— Так, молчи! — остановила меня Ирка. — О том, где ты сейчас есть, ни единого слова по телефону! Но нам с тобой надо серьезно поговорить! Подумай, могли бы мы где-нибудь встретиться на нейтральной территории? Реши, а потом мне перезвонишь, — и дала отбой.

Думали мы с Семеновной вдвоем. На нейтральной территории? Это должно быть либо очень глухое, либо, напротив, очень людное место, где народ, можно сказать, уже течет потоком, и никто ни на кого не обращает внимания. Но в то же время где возможно было бы поговорить. И сообщить о нем надо как-то иносказательно, чтобы Иринка меня поняла, а другие, если кто что подслушает, — нет. По этой причине кинотеатр сразу отпал, рестораны-кафешки — тоже. Мы долго думали над этим вопросом, пока в достаточно свежей газете я не наткнулась на рекламное объявление, приглашающее посетить передвижной парк аттракционов. Этот парк приезжал к нам регулярно, каждое лето, народу там было всегда не счесть, а еще у Иришки с ним было связано одно воспоминание: именно там она познакомилась с очередным своим ухажером, которому впоследствии дала прозвище «самовар». Так что я больше не колебалась, а сразу набрала Иркин номер. Она ответила мгновенно — видимо, сидела на телефоне.