И все. Я оказался на скамейке, команда начала выигрывать – и в основе в следующий раз я вышел только в последнем туре с «Аланией». Опять же потому, что Ковтун перебрал карточек…

Ясно было, что Романцев на меня как на основного игрока не рассчитывает. Другим он доверял больше. В «Спартаке» и так крайних защитников хватало, а тут еще одного, Щеголева из «Факела», решили брать, он с нами уже тренировался. Да и Ковтуна сезоном ранее не стали бы приглашать, если бы по-настоящему верили в меня. Попыток поговорить с ним все это время я не делал, потому что в принципе индивидуальные беседы у Олега Ивановича с игроками не практиковались. И если он принимал какие-то решения, то никогда ничего не объяснял. И это было его полное право.

Мне было двадцать три года, скоро исполнялось двадцать четыре. Возраст такой, что надо играть, и главным моим желанием было получать намного больше игрового времени. И я видел, что «Локомотив» мне его даст. Встречался с главным тренером Семиным, с президентом Филатовым – стало понятно, что во мне всерьез заинтересованы.

Первый раз мы встретились с Юрием Павловичем у него в машине. Разговор мне понравился. И ему, и Валерию Николаевичу при подписании контракта говорил: «Деньги для меня не на первом месте. Главное, чего я хочу, – обыграть «Спартак» и стать с «Локомотивом» чемпионом». Так в итоге и произошло.

Агента у меня не было, решение принимал я лично, ни с кем не советовался. Просто решил, что так будет лучше для моей футбольной карьеры. И ни разу об этом не пожалел. Хоть и мечтал всегда о «Спартаке». Так бывает…

А получилось, что контракт с «Локомотивом» я подписал после того, как вышел в последнем туре чемпионата 1999 года против «Алании». «Спартаку» еще оставалось сыграть в декабре два матча на Кубок УЕФА с «Лидсом». То есть я тренировался и играл за «красно-белых», а на руках уже имел контракт с «Локо», который действовал с Нового года.

Никому об этом не говорил – но как-то прознали. Уже после ответного матча с «Лидсом» шел на очередное собрание в клубе, еще в старом его помещении, на «Сухаревской», возле Института имени Склифосовского. И увидел бегущего навстречу по лестнице Вячеслава Грозного.

Он мне с ходу: «Ты куда-то уходишь?» И сказал подняться к Романцеву. Стало ясно, что они уже в курсе.

Вхожу. Олег Иванович смотрит на меня. И произносит интересную фразу: «Мы же ничего плохого тебе не делали?»

Подтверждаю: «Ничего плохого не делали».

Главный тренер помолчал-помолчал – и, чтобы окончательно удостовериться, спрашивает: «Ты какие-то бумаги с «Локомотивом» подписывал?» – «Да, подписал».

Затем он произнес только одно слово.

«Свободен».

Развернулся и ушел. Видимо, обиделся, что я ни с кем не посоветовался и поставил всех перед свершившимся фактом.

На этом карьера в любимом клубе моего детства и закончилась. Кстати, и страх перед Романцевым ушел ровно в тот момент, когда я в последний раз закрыл дверь базы.

Потом мы еще много раз виделись с Олегом Ивановичем. Вместе с ветеранами «Спартака» удалось съездить в пару городов – Волгоград, Орел. Отличные отношения, никаких обид.

Романцев – великолепный тренер, у которого я многому научился. Он первый вызвал меня в сборную и поставил на официальную игру. А то, что произошло тогда, в конце 1999-го, – нормальная футбольная жизнь. Я все жду, когда Олег Иваныч в профессию вернется. Его очень сильно не хватает. Такие тренеры порой встречаются, что в голове не укладывается, почему Романцев не возвращается…

Тему моего ухода в «Локомотив» мы с ним никогда не обсуждали. С моей стороны это было чисто футбольное решение, я никого не обманывал, не предавал и не вводил в заблуждение. Думаю, остыв, Романцев меня понял.

А тот разговор дал мне понять, что отпускать меня не хотели. Скажи я, что ничего не подписывал – наверное, начали бы убеждать остаться. И если бы действительно не подписал – подозреваю, убедили бы. Однако подпись уже стояла. Передумывать было поздно.

Почему, спрашивается, в «Спартаке» раньше о новом контракте не задумались, если старый заканчивался? Это актуальный вопрос сейчас, когда за полгода до конца действующего соглашения уже можно подписывать с другим клубом, поэтому, если не удалось договориться, то чаще всего тебя продают уже за год до конца контракта.

Но тогда в «Спартаке» было принято по-другому. Заранее ничего не делалось, потому что считалось, что это большая честь – играть за «Спартак». Так оно, в общем-то, и было.

Только в этом заключалась одна большая опасность, которую в «Спартаке» в нужный момент не просекли. В клубе, который постоянно становился чемпионом, были уверены: если ты не ведущий игрок, то тебе делают одолжение, в принципе предлагая подписать контракт.

Но ситуация в российском футболе, в том числе и финансовая, уже начала меняться, а сознание спартаковских руководителей – еще нет. Из-за этого они за несколько лет потеряли немало футболистов, которые могли либо остаться в команде, либо ее усилить.

В моем случае вопрос зарплаты, хоть и был актуален, занимал не первое место – в первую очередь, я хотел играть. Но если бы «Спартак» заблаговременно задумался о том, чтобы продлить со мной контракт, у «Локомотива» просто не возникло бы шанса подписать меня как свободного агента. И еще большой вопрос, смог бы я уйти или нет. Даже если бы хотел.

Выходил после такого разговора от Романцева я в несколько подавленном состоянии. Еще не представляя, что начинается лучшая часть моей жизни как игрока.

* * *

Олег Романцев:

– Если честно, не помню, почему Евсеев не вышел на два решающих матча 1997 года – с «Аланией» и «Ротором» в двух последних турах. Но у меня всегда был принцип – играет сильнейший на данный момент. Может, Евсеев подустал. Может, кто-то сильнее его выглядел на тренировках. Но я всегда на сто процентов объективно определял состав. Правда, это лишь на мой взгляд. Может, и ошибся. Хотя раз выиграли – значит, наверное, нет…

Уверен только в одном: на поле Евсеев не вышел не из-за того, что пожаловался на какие-то незначительные травмы. Это человек, который мог скрывать какие-то болячки. Один выпячивает их и держится за что-то, стараясь показать, как ему больно и какой риск будет поставить его на матч. Такие люди тем самым показывают, насколько боятся ответственности. А этот – наоборот, ничего не показывал, даже если у него по-настоящему болело.

Сесть на электромобиль и поехать по полю «Лужников» после победного финала Кубка 1998 года – это была интересная находка, ее все до сих пор вспоминают. Для меня этот поступок Вадика тоже стал неожиданностью. И хорошо, что его правильно восприняли работники стадиона, которые позволили Евсееву сделать это. У меня есть фотография этого момента, и я с удовольствием на нее смотрю.

Рассказы по поводу счета на 10 тысяч долларов, который якобы пришел после этого в клуб, – конечно, неправда. Это ребята шутили так. Потому что неожиданно все получилось. Футболисты подначивали его: «Евсеев, за тебя счет пришел». Не было такого, конечно.