Романцев на пресс-конференции сказал, что меня нужно было выгонять с поля уже минут через пятнадцать после начала матча. Я, правда, не понял, за что вообще мне дали первую карточку. Так что те слова Олега Ивановича отношу скорее к еще не остывшей на тот момент обиде на мой уход из «Спартака».

Но настрой у меня действительно был запредельный. Но не потому что я «красно-белым» хотел за что-то отомстить – я же оттуда не со скандалом ушел, а по собственной воле. У меня было только желание играть. В «Локомотиве» мне давали это делать, а в «Спартаке» – нет. Я и с ребятами спартаковскими продолжал перезваниваться – с Хлестовым, Васей Барановым.

Просто сразу же после прихода в «Локомотив» усвоил, что, играя там, нельзя расслабляться ни на минуту. Тем более если встречаешься со «Спартаком». Дошло до того, что травмировал собственного партнера – Андрея Соломатина. Игровой момент – Солома поднимал голову, а я хотел через него перешагнуть. Убрать ногу уже не успевал…

Когда Бутенко назначил пенальти, Семин был так возмущен, что хотел увести команду с поля. С большим трудом его успокоили.

Мне пришлось уйти с поля, и я не мог успеть подсказать Нигматуллину, куда будет бить Тихонов. Впрочем, Руслан играл несколько лет в «Спартаке» – и сам это прекрасно узнал. А может, просто угадал. Удар Андрея Нигма из нижнего угла отбил, и матч закончился вничью. Радость у нас была сумасшедшая.

А для Тихонова тот незабитый пенальти, как потом выяснилось, продолжился неудачным сезоном – и отчислением из «Спартака» еще до его окончания. Но в тот момент такое вообще никому в голову не могло прийти – ведь в предыдущем году он забил девятнадцать голов и был лучшим игроком чемпионата. Но вот такая штука – футбол, что сегодня ты в полном порядке, а завтра тебя уже в команде нет.

Впрочем, это было скорее характерно для «Спартака». В «Локомотиве» людей ценили больше. После игры думал, что мне скажут по поводу этого удаления и пенальти Филатов с Семиным? Отругают? Но все вышло наоборот – оба поздравили меня и остальных игроков с хорошей игрой. И уже только на разборе спустя пару дней Юрий Палыч отметил, что зря мы ближе к концу игры ушли в оборону. Он ведь говорил на установке, что не надо этого делать. Но желание не пропустить пересилило – «Спартака» тогда все-таки боялись.

Это потом уже наступит время, когда в «Локомотив» придет группа техничных игроков, Семин перестроит под них стиль игры, и мы даже в Лужниках будем полностью доминировать и громить «красно-белых» – 5:2. А тогда, в 2000-м, «Спартак» еще считался явным фаворитом, и помню, как перед той игрой Владимир Маслаченко в интервью «Спорт-Экспрессу» сказал, что «Спартак» выиграет 2:0, на чем интрига чемпионата будет исчерпана. А ведь шел март месяц! Нас это здорово завело.

Кстати, спартаковские болельщики мне всегда аплодировали, когда я в форме «Локомотива» против них выходил. Помнили, что я играл за «Спартак». Как всегда поддерживали и локомотивские, когда выходил за «Сатурн» против «Локо». И то, и другое было очень приятно, и никогда у меня с болельщиками двух моих главных команд в жизни не то что конфликтов – даже недопонимания не случалось.

* * *

В случае чего Семин не давал нам спуску. По раздевалке сумки летали. Ребята рассказывали, как однажды – кажется, во Владикавказе в 1999 году – Палыч даже ногу повредил: ударил по сумке, а там что-то тяжелое лежало.

При мне таких случаев не было. Но, когда он заводился, иногда аж пена изо рта шла. И ведь действовало! Это на сильные команды нас настраивать не надо было. Со слабыми все обстояло сложнее. Но встряхивать игроков в разных ситуациях приходилось. Когда прямо на поле старого стадиона «Динамо» команда готовились к дополнительному времени финала Кубка 2001 года с «Анжи», телекамера находилась прямо рядом с Женькой Харлачевым и зафиксировала то, как Семин ему напихал. Очень жестко и громко, но, как сам Женька в интервью верно заметил, без единого слова мата.

Юрий Палыч сам эмоционален и понимает эмоции других. У меня они иногда, что скрывать, били через край. Особенно сильно это проявилось в одной истории, о которой я уже вскользь упоминал, а теперь расскажу поподробнее.

В «Локомотиве», причем на раннем этапе моей тамошней карьеры, приключилась моя первая тяжелая травма – разрыв крестообразной связки левого колена. Причем сломался я уже на первой минуте июльского матча с «Ротором». Правда, степени серьезности травмы не понял, сказал доктору: «Перевязывай!» – и отыграл в таком состоянии сорок минут. Только после этого попросил замену. Врача Ярдошвили в той ситуации не виню: я сам никого не слушал, встал и сказал: «Играть буду».

До того месяц-другой боль чувствовал – делали уколы в сустав. Но и после того, как заменился, тяжесть травмы определили не сразу. Когда уезжал в Штутгарт лечиться, сказали, что полетел мениск. А там доктор ногу посмотрел, поболтал ее в разные стороны – и замахал руками: «Ноу мениск!» Мениск у меня только на правой летел, а на левой – два раза «кресты»…

Проходит полгода, я к январю восстановился – и еду с командой на сборы в Израиль. Сначала месяц работаю индивидуально, потом перехожу в общую группу. Первая игра на втором сборе – с какими-то то ли «пивняками», то ли лесорубами, для разгона такое лучше всего. Выхожу в основе. И где-то на пятнадцатой-двадцатой минуте Семин меня меняет. И ничего не говорит, хотя я понять не могу – в чем дело.

На следующей тренировке подзывает и говорит: «Слышь, у тебя все пропало». Я пожимаю плечами: «Ну я не знаю, тренируюсь, все делаю». – «Нет. У тебя все пропало. Скорость пропала, резкость пропала. Вообще все».

А я ведь месяц сам пахал, потом – с командой. И после этого он такое сказал. Меня эти слова здорово задели. Как это – все пропало?!

Но я рук не опустил. Пропало – значит, надо работать. И возвращать навыки. Чем и занимался.

На третьем сборе в Ла-Манге жили в номере с Семеном Семененко – молодым защитником одного года рождения с Пименовым, он был как бы между дублем и основой. Первая команда играет турнир, те, кто мало выходит на поле, – товарищеские матчи. Я – во второй команде, а в первой на замену максимум на десять-пятнадцать минут выхожу.

Сбор заканчивается, остается два матча. И тут меня вдруг вечером ставят в основу на все девяносто минут. А наутро играет второй состав, и я уверен, что на поле не выйду – раз накануне играл. На завтраки я обычно не ходил, предпочитал высыпаться.

И тут стук в дверь. Я сплю; молодой, который готовился к своей игре, пошел открывать. А оттуда второй тренер Эштреков, как всегда, тянет слова в нос: «Ва-а-ади-и-ик!» – «Что такое?» – «Поиграй, пожалуйста!». Что делать – просыпаюсь, иду за формой, бегаю первый тайм. Жду замены.

Никто ничего не говорит. И второй тайм целиком отыграл. Вот, думаю, молодцы. То даже на двадцать минут не готов, то на два матча вечером и утром ставят. Вы уж определитесь для себя, готов я или нет! С момента той фразы Семина, правда, уже месяца полтора как прошло…

Так мне никто ничего и не объяснил. То ли травму кто-то из дубля получил, то ли затемпературил с утра. Я и спрашиваю после игры у Семененко: «Что, все пропало у меня?» Он отмахнулся: «Да ладно, хорош ты. Что у тебя могло пропасть?»