– Думаю, что непременно простит. – Амирель, догадавшись, что сейчас последует какая-то просьба, причем касающаяся личной жизни графини, поспешила откланяться: – Извините, графиня, но меня ждет муж, – и постыдно сбежала.

Оказавшись в своих покоях, убедилась, что Ферруна в них нет. Наверняка шныряет где-то по замку. Или по окрестностям замка? Но и хорошо, что его нет, никто не будет портить ей настроение. Пока мужа не было, Амирель понежилась в приготовленной слугами лохани с горячей водой, переоделась в тонкую льняную сорочку и с удовольствием вытянулась на чистых хрустящих простынях. После скитаний последних дней это было настоящим блаженством.

Она уже крепко спала, когда вернулся Феррун. Разделся и шлепнулся рядом с ней, вырвав из ласкового облака сна.

– Не спишь? – небрежно спросил у нее, разбудив. – А я много нового узнал. Оказывается, ты жила тут как любовница графа. Он тебя прятал в домике садовника. Потом об этом узнала графиня, и ты с графом подло сбежала.

У Амирель от возмущения моментально пропал сон.

– Кто это говорит? – негодующе взвизгнула она, решив лично наказать сплетника.

– Какая-то толстая краснорожая баба болтала об этом во дворе. То ли прачка, то ли свинарка.

– Надо предупредить об этом графиню. – Амирель по-настоящему разозлилась. – Пусть увольняет слуг, роняющих достоинство графа.

Феррун широко зевнул.

– Я тоже решил, что таким пройдохам в замке не место. Трепать доброе имя своих господ, которые тебе работу дают и, по сути, содержат, – это мерзко.

Амирель неловко повернулась и уперлась полуобнаженной грудью в лежащего на спине мужа.

– Ты что, соблазнить меня решила? – он приподнялся на локте, внимательно заглядывая ей в лицо.

Сначала Амирель решила, что он ничего конфузящего ее не видит, ведь стоит непроглядная ночь, потом припомнила, что в темноте он видит лучше, чем при свете, и удушающе покраснела.

– Вот еще! Нужен ты мне! – грубовато отрезала, отодвигаясь подальше.

– Конечно, нужен, раз я твой законный муж! – и он властно положил руку ей на грудь.

Амирель хотела сбросить с себя его наглую ручонку, но он напрягся, сжал ладонь и недоуменно спросил:

– А это что? Ничего не видно, но на ощупь что-то маленькое, почти круглое, очень горячее. Что ты тут прячешь?

Рот Амирель тут же оказался запечатан. Она смотрела Ферруну в глаза и внушала:

– Возьми его себе, возьми себе!

Феррун вынул невидимый камень из-под ее сорочки и попытался рассмотреть.

– Странный он какой-то, горячий. А ты чего молчишь? – посмотрел в ее болезненно прищуренные глаза и догадался: – А, ты ничего сказать не можешь. Ладно, молчи дальше, я сам справлюсь.

Он приподнял камень повыше, и Амирель быстро сдернула с шеи цепочку от амулета. Это ей удалось, и в руку Ферруна упал прозрачный с красноватыми бликами камень.

– Что это? – изумленно спросил он.

– Ты смог его достать! – вне себя от радости завопила Амирель, освободившись от контроля амулета. – Спасибо, спасибо! Ты меня спас! Возьми его себе, это ведь его ты ищешь!

– Это что, Секундо? – внимательно рассматривая мерцающий камень, подозрительно спросил Феррун. – Откуда он у тебя?

Амирель с удовольствием вдохнула полной грудью. Оказывается, пока на ней был этот ужасный амулет, она даже и дышать-то толком не могла! Принялась сумбурно рассказывать:

– Когда я жила во дворце, услышала какой-то странный зов. Не выдержала и пошла на него. И нашла этот камень. Но он стал подчинять меня себе. Я превратилась в настоящую мегеру, начала делать жуткие вещи, которые никогда не сделала бы сама. К тому же он не давал мне говорить то, что я хотела. Я много раз пыталась тебе сказать, что камень у меня, но так и не смогла, он просто затыкал мне рот! Он мне не нужен, я его боюсь. А ты не думаешь, что тебя он тоже подчинит себе?

Феррун внимательно рассмотрел амулет и хмыкнул.

– Что-то знакомое, но вот что? Не могу вспомнить. Но его я не боюсь. Я сильнее этого камня.

Это походило на хвастовство, но она ему поверила.

От слишком поспешно сдернутой цепочки осталась болезненная красноватая ссадина. Амирель растерла шею, стало полегче.

– Как он мне надоел! – пожаловалась она. – Висит на шее, командует мной, как вздумает. Никто его не видит, да и не чувствует. Хорошо, что ты смог с ним справиться.

– Интересный камешек, – Феррун с силой сжал его в кулаке. – Но Тетриус у графа был ярко-красным, это точно. А этот бледный какой-то.

– Когда я взяла его из шкатулки, он был совершенно прозрачным. Но сейчас покраснел. Наверное, потому, что я ему не хозяйка.

Феррун раскрыл ладонь. Амирель ахнула – камень стал ярко-синим, как и светящиеся в темноте глаза мужа.

– Он синий! Он тебе подчинился! Здорово!

Феррун покрутил перед глазами камень и отчего-то обреченно выругался, обозвав себя круглым дурнем. Увидев удивленные глаза жены, с досадой пояснил:

– В замке Конрарио после страшной грозы мне под ноги упал такой же синий камень, только поменьше. Но камень графа был ярко-красным, и я не догадался, что это и есть Тетриус.

– И куда ты его дел? – у Амирель замерло сердце. А вдруг он его выбросил?

– Куда-то положил, куда, не помню. Я его не хранил, я же не подозревал, что это камень графа! – с досадой признал он. – И где потерял, не представляю.

– Если он тебя выбрал, то не потерялся, – Амирель показала на свою шею, где еще недавно скрывался от чужих глаз амулет. – Наверняка он где-то у тебя. Проверь.

Феррун вывернул все карманы, вытряхнул мешок, обшарил сапоги и все места, где мог заваляться небольшой камешек.

– Пусто. Я же сменил всю одежду, а старую выбросил. Я потерял Тетриус! А ведь он так нам нужен! – с горечью произнес он и угрюмо замолчал, безнадежно опустив взгляд.

– А в ножнах ты смотрел? Ведь меч всегда с тобой. Его-то ты не менял?

– В ножны никакой камень не положишь, он мешать будет. А вот в колчан бросить мог… – Феррун небрежно вытряхнул стрелы прямо на пол. Зазвенев, стрелы высыпались неаккуратной кучкой.

А сверху на них упал синий сверкающий камень и укатился под стрелы. Зарычав, Феррун быстро схватил его и подошел к Амирель.

– Смотри! – в каждой его руке сияло по синему камню. – Тетриус все время был у меня, но я об этом не подозревал, а Секундо у тебя, но ты мне об этом не говорила.

– Просто не могла, – Амирель не признавала за собой никакой вины. – Этот гадкий камень затыкал мне рот.

– Значит, то, что камни могут подчинять себе слабые души, правда. И тогда люди становятся злыми.

Слышать, что она слабая душа, Амирель было неприятно, но правду приходилось принимать.