– Это не самый лучший способ помочь, – пробормотала Белль, вновь обретя голос.

– А искать женщину, имени которой мы не знаем, вообще бессмысленно! – ярилось Чудовище. – ЭТО БЕСПОЛЕЗНО!

– А РАЗВЕ ПОХОЖЕ, ЧТО МЕНЯ ЭТО РАДУЕТ? – Белль тоже сорвалась на крик. – Вовсе нет! Я только что поняла, что не помню имени собственной матери! Разве это не ужасно?!

Уши у Чудовища виновато поникли, оно потупилось и пробормотало скороговоркой:

– Ты права.

Белль покачала головой и потерла виски.

– Ладно. Мы знаем, что когда-то она жила здесь и, очевидно, была довольно известна. Мы знаем, что я родилась здесь, если видение в осколке зеркала меня не обмануло. Значит, если мы покопаемся в книгах о переписи населения, то, возможно, найдем запись о моем рождении или крещении, а также имена моих отца и матери. – Она глубоко вздохнула. – И, вероятно, запись о ее кончине, а также о причине этой самой кончины. Не знаю, чем это нам поможет, но все лучше, чем ничего.

– В этом... есть смысл, – нехотя пробурчало Чудовище.

– Ты можешь начать вон с того тома, справа, – строго сказала Белль, указывая на растерзанный фолиант. – Попробуй хотя бы определить, какие годы там указаны.

Чудовище смиренно повиновалось.

Сначала все сливалось у Белль перед глазами... бесконечные ряды имен налогоплательщиков, крестьян, по большому счету вовсе не достойных упоминания, и огромное количество людей по имени Жак и Франсуа.

В довершение всего девушка поняла, что в документах очень редко упоминаются женщины – там, как правило, перечислялись главы семейств, и почти все они были мужчинами.

Почерк у безымянного архивиста, который вел отчетность, оказался настолько мелкий и убористый, что Белль периодически пропускала смену времен года, а то и смену лет.

В поисках записи о своем рождении Белль просматривала списки людей, живших за двадцать лет до проклятия, и скоро ей в глаза бросилось нечто странное: рядом с некоторыми именами стояли забавные значки. Охваченная любопытством, девушка перевернула несколько страниц, посмотрела записи за разные времена года, пытаясь понять, не являются ли значки обозначением добавочного налога, отметкой о смерти или несут какой-то другой смысл, важный для королевского казначейства.

И ничего не поняла.

Объединяло значки только одно: те имена, рядом с которыми они стояли, больше в списках не упоминались – даже в списках умерших.

Все отмеченные люди были разного возраста и пола, принадлежали к разным профессиям. Белль гадала, что же их всех объединяет.

– Нашла! – вдруг закричала она, на время позабыв о непонятных символах. – Я нашла себя! Запись о своем рождении!

Чудовище беззвучно подскочило, одним хищным движением оказалось у Белль за спиной и заглянуло ей через плечо.

– Белль, девочка, рождена... Ох... – У девушки вытянулось лицо от разочарования. – Отец – Морис. И всё.

Чудовище заворчало, явно намереваясь зарычать, и Белль, не глядя, накрыла его пасть ладонью.

– А как же твоя мать? – приглушенно пробурчало Чудовище. – Похоже, о ней больше нигде не упоминается.

– Каким-то образом она стерла все записи. И мы пока не знаем почему. – Белль вздохнула. – Думаю, такое случается, если член твоей семьи волшебница. Но посмотри, тут кое-что есть. Вот, смотри: имя моего отца, потом пустое место, а рядом вот этот маленький символ, на который я постоянно натыкаюсь. Такое впечатление, что раньше здесь стояло имя моей матери, но его стерли, а этот значок остался. Очевидно, он как-то связан с ней.

– И что? – спросило Чудовище.

– Ты не знаешь, что означает этот символ? Ты видел его прежде?

– Нет. – Чудовище нахмурилось.

– Наверняка это что-то важное. Похоже, все отмеченные этим знаком в дальнейшем исчезают из списков. Видишь? – Она перелистнула страницу, указывая на загадочные символы. – Куда подевались эти люди?

– Свирепствовал повальный мор, – мрачно сообщило Чудовище. – Когда я был ребенком.

– Нет, – сказала Белль, покачав головой, думая, какую из двух толстых книг взять следующей.

Чудовище недоверчиво уставилось на нее.

Тут до девушки вдруг дошло, как ужасно прозвучало это ее «нет».

– Прости! Я не хотела... Не подумай, что я такая черствая. Я лишь имела в виду, что твое предположение не объясняет, почему эти люди исчезли из списков. Смотри: здесь ясно сказано, что человек умер во время эпидемии. И здесь, и вот тут – таких заметок сотни. А люди, отмеченные этим знаком, не умерли... Они просто больше не упоминаются.

– Может, они переехали, как ты.

– Что, все? Думаю, даже с учетом того, что мир волшебным образом позабыл про твое королевство, кто- то наверняка заметил бы массовое переселение людей в этой части света. Крестьяне в моей родной деревне не любят все новое и странное. Они, по крайней мере, пожаловались бы на пришлых.

Повисло удрученное молчание. Белль вдруг показалось, что больше ни в чем нельзя быть уверенной и даже кресло, в котором она сидит, того и гляди сбросит ее и исчезнет. Концы не сходились с концами, отсутствовали факты, на которые можно опереться. И на коленях у нее лежит просто древний бумажный мусор, а все содержащиеся там слова и информация бессмысленны.

– Аларик, – произнесло вдруг Чудовище.

Белль посмотрела на него: хозяин замка смотрел куда-то перед собой остекленевшим взглядом.

– Аларик, старший конюх. Он исчез за несколько лет до... до проклятия. Посмотри, есть ли рядом с его именем такой знак.

– Что значит «исчез»? Что ты помнишь? – спросила Белль, берясь за одну из уцелевших книг.

– Однажды он просто... не явился на службу. И его семья тоже не знала, что с ним приключилось. Мои родители сказали, что я сам виноват. Сказали, я слишком его разбаловал, а он бросил нас и собственную семью ради новой жизни – как всегда поступают подобные ему «типчики», стоит им получить немного золота.

– Как можно говорить ребенку такие ужасные вещи? – поразилась Белль.

– Я и впрямь украдкой совал ему монеты, – призналось Чудовище. – И делал маленькие подарки. Точно так же я потихоньку кормил лошадей морковкой и сахаром. Я не думал, что для кого-то это обернется бедой.

И это ребенок, в сердце которого «нет любви»?

– Ты кормил замковых лошадей тайком? – улыбнулась девушка.

– Я их обожал. Всегда любил лошадей, – грустно сказало Чудовище. – Когда... это все случилось... я их всех выпустил. Увидев меня в таком виде, они обезумели от ужаса.

Странная картина: огромный монстр открывает двери стойл, позволяя своим детским друзьям выйти, и животные галопом мчатся прочь, чтобы уже никогда не вернуться. Потому что они больше не могли выносить его присутствия, теперь, когда он стал зверем.