Она ничего этого не помнила. Сейчас она как будто наблюдала за чужой жизнью – примерно так она смотрела на людей в зеркале Чудовища. Это совершенно другая семья, все это происходило с кем-то другим, давным-давно.

– Нет, – прошептала Белль. – Почему я ничего этого не помню? Мама? Что все это значит?

Словно в ответ на этот вопрос все осколки вдруг потемнели.

Из темноты проступило одно-единственное лицо: пугающее, призрачное, чудовищное – оно казалось страшнее самого Чудовища, потому что выглядело человеком лишь наполовину. Искалеченное, покрытое шрамами, кровью, разорванное... а то, что от него осталось, пряталось в полумраке.

«Белль... – проскрипело это существо, а потом вдруг бросилось к ней... – Предали, меня предали, не приближайся, берегись, держись подальше от...»

Белль отшатнулась и завизжала.

Она пронзительно кричала и не могла остановиться. Весь ужас, все безумие этой ночи, скопившиеся в ее душе, прорвались наружу. Белль казалось, что это никогда не кончится, что крики, ужас и мрак никогда ее не отпустят.

Большие двери распахнулись, и рядом с ней вдруг оказалось Чудовище. Оно схватило ее огромными, поросшими густой шерстью лапами, и девушка принялась пинаться, отбиваться и завопила еще громче. Тогда Чудовище осторожно подхватило ее под мышки и, держа на вытянутых лапах, быстро потащило обратно в ее комнату.

– Нет! – взвизгнула Белль. – Я ТУДА НЕ ВЕРНУСЬ! Там тени! Слишком темно!

Мысль о том, что сейчас ее запрут в темноте, ограниченной лишь тусклым светом камина, вместе с гардеробом и шепчущими тенями, стала последней каплей.

Чудовище на миг остановилось, а потом отнесло ее в кабинет, в котором она недавно держала его самого связанным. Из углов выглядывали сонные вещи, некоторые подходили поближе к огню и с любопытством смотрели, как Чудовище усаживает Белль на диван.

– Вот, выпейте это, – сказала миссис Поттс. Белль вяло отметила, что госпожа-чайник одета в стеганый чехол-грелку – так только что разбуженный человек мог бы накинуть на себя халат. К Белль прыгнула чашка, и девушка поняла, что это не Чип, а жидкость в ней – не чай.

– Нет, – запротестовала Белль.

– Ma cherie, – мягко сказал Люмьер. – Ну что вы, право? Не кажется ли вам, что если бы мы задумали вас отравить, то могли бы сделать это гораздо раньше?

В голове Белль царил хаос, и все же она увидела в этих словах логическое зерно. Еще она осознала, как странно выглядит ее поведение со стороны: девица бьется в истерике, а вокруг нее собрались одушевленные предметы, причем в настоящий момент они ее единственные друзья.

Она взяла чашку и осушила одним глотком.

– Потихоньку, mon petit chou [моя душенька (фр.)], – рассмеялся маленький канделябр.

Белль не закашлялась и не подавилась. Огненное тепло прокатилось по пищеводу в желудок, мгновенно согрев.

Наконец девушка успокоилась... тикающее лицо Когсворта помогло ей выровнять собственное сердцебиение. Потянуло в сон – все-таки стояла глубокая ночь.

– Не уходи! – прошептала Белль, перед тем как заснуть, умоляя кого-то остаться с ней.

Возможно, даже Чудовище.

Библиотека

В кабинете не было окон, поэтому сюда не проникал свет утра, но и опутавшую замок жуткую паутину тоже не было видно.

Дрова в камине прогорели, оставив лишь красные тлеющие уголья.

Все тени умолкли.

Кто-то укрыл Белль одеялом – неужели шелковым? – и заботливо подложил подушку ей под голову. Несмотря на все случившееся, девушке было на удивление тепло и удобно, хотелось еще подремать... Она чувствовала себя в безопасности.

Каким-то образом Белль догадалась, что уже день и что все демоны и кошмары спрятались туда, откуда явились, в ближайшие двенадцать часов не появятся и бояться нечего.

Белль согнула ногу в колене, чтобы посмотреть на рану.

Та никуда не делась.

Бее случилось на самом деле.

Белль вздохнула.

Она перечитала кучу мрачных готических романов – а из английской литературы больше всего любила «Замок Отранто», – так что нельзя сказать, что все происходящее сильно ее удивило. Как ни крути, а сейчас она оказалась в положении взвинченной, перепуганной героини страшной сказки, которая по ночам бродит по заколдованному замку, видит каких-то существ в тенях и подпрыгивает при всяком звуке.

Вдобавок ей и в самом страшном сне не могло присниться, что свитая из плюща статуя станет красться за ней по пятам, когда она не видит.

Белль потерла лицо ладонями. Жива ее мать или умерла и теперь бродит по этому замку в виде призрака? Может, это она посылает ей видения и воспоминания?

Осколки зеркала показали ей не просто сцены, живописующие идеализированные отношения матери и дочери, которые она могла почерпнуть из любой книги, в одной сцене мать и дочь спорили, а в другой не делали ничего. Картинки в осколках были не очень четкие, словно подернутые дымкой, и все же Белль разглядела, что где-то ее мать хмурится, а где-то у нее растрепаны волосы. Эти детали выбивались из образа идеальной матери.

А как быть с тем, другим домом? Она совершенно не помнит эту крошечную квартирку, похоже, та находилась в городе.

Несомненно одно: все это – фрагменты настоящих воспоминаний, которых она лишилась.

Как же это произошло?

Белль встала, подошла к камину и взяла кочергу.

Потом опустилась на колени и слегка поворошила угли – не потому, что замерзла, просто ей хотелось хоть что-то сделать.

На грани сознания билась какая-то неприятная, навязчивая мысль, и Белль мрачно поморщилась. Она давным-давно избавилась от этой мысли, и вот вам, пожалуйста.

Почему все эти годы она жила без матери? Куда ушла мама?

И еще: возможно, на самом деле Белль очень хотелось, чтобы у нее была мама? Самую малость.

С другой стороны, какая разница, кто расчесывал ей волосы: отец или мать?

Похоже, разница все же есть.

– Доброе утро, дорогая. – Б кабинет, разве что не приплясывая, вплыла миссис Поттс. За ней следовал Когсворт: мажордом лично толкал тележку на колесиках, нагруженную завтраком: шоколад, выпечка, ароматный жирный бекон, чашка теплого компота.

– О-о-о, что вы делаете в золе? – закудахтала домоправительница. – Это же работа Джеймса! Вставайте, вы испортите свою чудесную рубашку!

Интересно, подумала Белль, как они узнали, что она проснулась? Какая-то из вещей в этой комнате живая? Она незаметно подала знак остальным посредством телепатии? Или хорошие слуги нутром чуют, когда они нужны?

Как бы то ни было, Белль предпочла бы еще немного побыть одна.