– Иннокентий, если не ошибаюсь?

– А вот я тебя не помню, – усмехнулся толстяк. – Хотя память на лица у меня абсолютная.

– Хорошо запоминаете изображения?

– Обладаю развитым мозгом, – язвительно объяснил Кросс. – Раньше здесь работал Игнат, где он?

– Умер, – коротко ответил бармен.

– Жаль.

– Он не мучился.

– Приятно слышать.

– Я получил место.

– Поздравляю.

– Меня зовут Стефан.

– Степан? – переспросил толстяк.

– Стефан, – повторил бармен.

Иннокентий покивал, словно говоря: «Ничего другого я от тебя, дружок, и не ожидал», и продолжил расспросы:

– Я не вижу Учётчицу.

– Старая умерла, новая пока не явилась.

– У вас умирает много народу, – заметил Иннокентий. – А ведь Москва всегда казалась на редкость здоровым городом.

– Здоровые города стали ещё большей редкостью, чем раньше, – спокойно произнёс Стефан.

– Прекрасный ответ, – одобрил толстяк. – Ты будешь отличным барменом.

– Спасибо, – кивнул молодой человек. – Могу я узнать, кого вы ищете?

– У меня нет под рукой фотографии.

На самом деле фотография лежала во внутреннем кармане пиджака, но Иннокентий не настолько доверял новому бармену, чтобы рассказывать о цели своего визита в Москву. Особенное подозрение толстяка вызвало отсутствие Учётчицы, не смерть предыдущей – эта неприятность способна произойти с кем угодно, даже с бессмертными принципалами, – а тот факт, что не появилась новая. Отсутствие Учётчицы стало для Кросса косвенным доказательством того, что его цель находится в Москве, и заставило осторожничать.

– Как же мне вам помочь? – поинтересовался бармен.

– У тебя есть розовое вино? – неожиданно спросил толстяк.

– Разумеется.

– Принеси два бокала за дальний столик.

Бармен посмотрел в указанном направлении и улыбнулся:

– Вы уверены?

– Попробую.

– Удачи.

Иннокентий кивнул, сполз с табурета и прошёл к столику. Он двигался неспешно, на первый взгляд – тяжело, привычно дышал чуть громче обыкновенного, показывая, что перемещение в пространстве представляет для него подвиг, и производил впечатление отдышливого увальня, но люди опытные, умеющие определять воина по неприметным знакам, понимали игру. Кросс блестяще изображал неповоротливого обжору, скрывая свою истинную силу.

– Не возражаешь? – он присел за столик и улыбнулся.

– Какой редкий гость залетел в наш тихий медвежий угол, – с иронией ответила девушка. – Собираешься буянить?

– Считай меня туристом.

– То есть прибыл по делам?

– Разумеется.

– Мог бы соврать, что соскучился по Москве.

– Я не скучаю по земным городам, – махнул рукой толстяк. – Они все одинаковы.

Порча рассмеялась:

– Ты по-прежнему сноб, насекомое.

– Да.

– И чёрствый, как хитиновый панцирь.

А вот это заявление Иннокентий не пропустил. Он свёл брови, припоминая местные идиомы, и уточнил:

– Обычно говорят: чёрствый, как хлеб.

– Да какой из тебя хлеб? – рассмеялась Порча. – Рассказывай, зачем явился?

– Хочу узнать, что творится в городе, – почти сразу ответил Кросс, показав, что ответ заготовлен давно. – Не могу отделаться от ощущения, что назревает нечто неприятное.

– А когда у нас назревало нечто хорошее?

– Уф-ф…

– И неужели это чувство появилось у тебя только в Москве? – продолжила Ленка.

– Нет, – признался Иннокентий. – Это ощущение преследует меня повсюду. С тех пор, как погибли Древние.

– Первородные готовятся к большой резне, – вздохнула Порча. – Все чувствуют её приближение. Молох давно хотел откусить Москву, но Авадонна считался любимчиком Элизабет, и это обстоятельство заставляло Молоха сидеть ровно. Теперь он точно сюда полезет. – Она откинулась на спинку диванчика и развела в стороны руки. Под майкой Порча ничего не носила, поэтому её нынешняя поза получилась более чем провокационной. Толстяк оценил. – Ты работаешь на Молоха?

– Да, но не против Авадонны, – Иннокентий выложил на стол фотографию из внутреннего кармана пиджака. – Видела его?

– Нет, – качнула головой девушка, едва взглянув на изображение. Толстяк тут же убрал фото. – Ты его не чувствуешь?

– Ещё не принюхивался, – ответил Кросс. – Думал пойти простым путём – через Учётчицу, но она умерла. Отчего, кстати?

– Говорят, от старости.

– Ты веришь?

– После смерти Древних я готова поверить во что угодно.

– Согласен.

Наконец-то принесли розовое. Поскольку посетителей не прибавилось, бокалы доставил лично Стефан и даже задержался, надеясь, что ему предложат присоединиться к разговору, но приглашения не дождался.

А разговор продолжился после того, как бармен вернулся за стойку.

– Здесь тебе никто не поможет, – медленно произнесла Порча, потягивая розовое. – Гаап хочет единолично возглавить город, и, кажется, у него получается. Во всяком случае, Авадонна ест у Ястребиного с ладони и послушно виляет хвостом. Остальные, глядя на такое дело, тоже приносят клятвы верности.

– Боятся?

– Никому не хочется попасть под Трибунал.

– Молох тоже чистит ряды, – буркнул Кросс. – Крушит всех, кого заподозрит в нелояльности, и вот-вот объявит себя владыкой.

Порча сделала глоток вина, посмотрела толстяку в глаза, усмехнулась и предложила:

– Ну их всех к дьяволу, насекомое, поехали ко мне.

* * *

– Я десять лет не произносил эту фразу, но сейчас для неё самое время: не думал, что когда-нибудь увижу такое, – проворчал дознаватель, закладывая руки в карманы брюк.

– Что же здесь произошло? – в тон ему протянул заглянувший в комнату патрульный.

– У меня фантазии не хватит представить.

– У меня, пожалуй, тоже.

Полицейские обменивались впечатлениями, даже пытались шутить, но чувствовали себя не в своей тарелке: увиденное в квартире поразило даже их, отдавших службе много лет и повидавших, как им казалось, всё.

В квартире явно случилась оргия… Нет, не оргия, но предельно бурная любовная встреча мужчины и женщины, о чём свидетельствовали беспорядочно раскиданная одежда, бокалы, вино, постель, обёртки от презервативов, игрушки и другие следы, однозначно говорящие о том, что в квартире долго и со вкусом веселились. Однако закончилась встреча жестоким убийством: зарезанную жертву обнаружили на большой кровати, матрас которой насквозь пропитался кровью.