к лицу, словно прикуривая сигарету. В ухе у Фазиля послышался его голос:

— Ворота закрыты на засов, но не заперты. Мы заходим.

— Хорошо, мы двигаемся к вам, — он хлопнул водителя по плечу, и их машина покатилась вперед так, чтобы оказаться у ворот в тот самый момент, когда передовой отряд войдет в дом.

— Входная дверь заперта. Замок несложный.

— Работайте отмычкой, остальным рассредоточиться.

Машина остановилась, и Фазиль нарочито неторопливо открыл дверь и вышел, прикрывая ладонью глаза от солнца (а гарнитуру от посторонних взглядов). Еще один оперативник выбрался следом за ним и, рассеянно отряхивая брюки от какого-то невидимого мусора, направился к гаражу.

— Готово, заходим!

Дверь распахнулась, и первые бойцы скользнули внутрь. Через секунду на крыльцо поднялся и Фазиль.

— На первом этаже чисто!

— Второй этаж — чисто!

— Черт! — кратко констатировал Фазиль, убирая руку от кобуры. — Пусть остальные зайдут в дом. Нечего на дворе отсвечивать.

— Чердак и подпол проверить?

— Нет смысла. Видишь, тут все прибрано, даже посуда вымыта. Они никуда не спешили, спокойно собрались и ушли.

Остальные оперативники набились в прихожую, отчего в ней немедленно стало жутко людно. На их лицах читалось явное облегчение с примесью легкого разочарования. Перспектива стычки с ветеранами спецназа никого из них особо не прельщала, хотя постигшая их неудача, несомненно, вызывала вполне естественную досаду.

— Зола в камине еще горячая. Они топили его не более часа назад.

— Топили? В такую жару? Скорее уж сжигали что-то. Копни-ка там на пробу, — в воздухе висел явственный запашок горелой электроники, но запах к делу не подошьешь.

— Тут железки какие-то, — доложил парень, — на мобильник похоже.

— Сообразительные, мерзавцы! — Фазиль развернулся и вернулся на крыльцо.

Он сбежал по ступенькам и подошел к воротам гаража. Воспользовавшись моментом, пока его никто не видит, он схватился за висевший на них замок и резким движением просто оторвал его.

Внутри оказалось ожидаемо пусто. На полу, ясно различимые на фоне светлого бетона, протянулись темные следы из нанесенной протектором свежей земли.

— Минут на пятнадцать разминулись, не больше, — со вздохом констатировал подошедший лейтенант.

— Они, похоже, еще успели куда-то сгонять с утра пораньше.

Лейтенант присел на корточки и растер между пальцами комочек земли.

— Да, верно, глина еще сырая. Где они грязь-то нашли, дождя уже несколько дней как не было? Может, с утренней рыбалки вернулись?

— Возможно, — согласился Фазиль, предпочтя не обращать внимания коллеги на то, что ни в гараже, ни в доме им не попалось ни мокрых снастей, ни каких-либо следов улова.

Офицер, крякнув, поднялся и вышел на улицу, а Фазиль быстро пробежал в дальний конец гаража, пытаясь уловить последние следы быстро улетучивающихся через распахнутые ворота запахов. Будь у него возможность перекинуться, он бы с легкостью разложил их по полочкам, за пару минут составив исчерпывающую картину событий и начертив карту перемещений беглецов. Но такой возможности у него не имелось, и пришлось полагаться на куда менее чуткий человеческий нос. Хотя даже так он вполне мог потягаться с иными ищейками.

В том букете, что уловили его ноздри, присутствовала еле заметная, но тревожная нотка, которую он никак не мог идентифицировать. Солярка, мокрая глина, железо, много железа, старые доски… нет, не то. Что-то висело выше в воздухе, никак не связанное с гаражом и его содержимым. Что-то, что находилось в самой машине.

Фазиль привстал на цыпочки и запрокинул голову, принюхиваясь к тончайшим оттенкам. Трава, прелые листья, сырая земля… Уже ближе, что еще? Затхлость, плесень, сырость и… опять железо? Да, верно, железо и обильная смазка, густая оружейная смазка.

— Проклятье! — он издал глухой, совсем не человеческий рык и повторил еще раз. — Проклятье!

Вынув телефон, он набрал номер и, дождавшись ответа, кратко отрапортовал:

— Они успели уйти… Извини.

* * *

Дождавшись, когда ноутбук выключится, Оксана аккуратно закрыла крышку и отодвинула его к краю стола. Она проделала это подчеркнуто неторопливо, проследив за тем, чтобы все стояло ровно, после чего еще поправила пачку бумаг, расположив ее симметрично компьютеру. Окинув критическим взглядом свой рабочий стол, она еще поворошила карандаши в органайзере, пытаясь придать их букету более гармоничный вид, но бросила это занятие, поймав себя на мысли, что выглядит крайне глупо.

Все остальные ее сотрудники уже давно разошлись по домам, а она все сидела в кабинете, словно это могло хоть как-то отсрочить неизбежное.

Пару минут назад с очередным отчетом звонил Фазиль, хотя вполне мог этого и не делать. Все равно ничего нового он не сообщил. После того, как он упустил их на даче, беглецы как сквозь землю провалились, и за прошедшие четыре дня напасть на их след так и не удалось. Таким образом оказался бездарно разбазарен последний шанс взять ситуацию под контроль и тем самым оправдаться перед Советом. А не имея в своей колоде ни единого козыря, рассчитывать… даже не на победу, а хотя бы на снисхождение — глупо. Пощады не будет.

Стоящие на столе часы бесстрастно отсчитывали последние секунды отпущенной ей жизни. В детстве Оксана, помнится, часто занималась тем, что считала дни до какого-нибудь праздника или важного мероприятия, зачеркивая в календаре каждую прошедшую дату, пересчитывая оставшиеся и с нетерпением ожидая, когда они закончатся. Сейчас же она точно так же считала уже последние часы и молила, чтобы они, напротив, тянулись подольше.

Еще двадцать шесть… двадцать шесть с половиной часов. Часовой стрелке осталось описать еще два полных круга по циферблату, а потом… потом она продолжит свой неспешный бег, поскольку ей нет абсолютно никакого дела до чьих-то забот и даже до чьей-то смерти. Жизнь будет продолжаться, но, по-видимому, уже без Оксаны.

Она окинула взглядом свой кабинет. Он, конечно же, был посолидней, нежели каморка Ларисы, но до пафоса и манерности Вельяровских палат ему оставалось еще бесконечно далеко. Но так и должно быть, ведь это — ее кабинет, а не чей-то там еще. Дипломы и грамоты в рамках, кубки на застекленном стеллаже, шкафы с документами — за прошедшие годы все это стало частью Оксаны, срослось с нею, и ей теперь чертовски не хотелось расставаться с этой частью своей жизни.

Будь у нее выбор — она бы без колебаний предпочла занятия с собаками всей этой околовластной грызне. Она все чаще замечала, что иногда завидует простым людям, не обремененным необходимостью уживаться со своим родовым проклятием, выверять каждый свой шаг, каждое слово. Выгоды ее происхождения не окупали всех связанных с этим хлопот. Если бы существовало лекарство, способное сделать ее обычной — сейчас она бы испила его, не колеблясь. Оксана