Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что вы хотите знать? — не прекращая качать малыша, спросила она.
— Прежде всего, как ваше имя? — Ренслир, не стесняясь, устроился за столом и вытащил черный блокнот и ручку.
— Агния, — вздохнула женщина, — теперь я Агния Роуз.
— Нас интересует то, что случилось, когда вы были все еще «Рыжей Жози», — он вытащил ее заявление из папки и уложил на стол. — Вы помните об этом случае?
Девушка лишь мельком глянула на бумагу:
— Читать я не умею, ни к чему мне, но, думаю, знаю, что там написано. У меня ведь не приняли заявление, ничего делать не стали. Я потом долго пряталась по подворотням, пугалась.
— Чего вы боялись? — спросила я.
— Так я его видела, — она посмотрела на меня большими испуганными глазами. — Того сумасшедшего видела, он в квартале синих фонарей появлялся несколько раз в неделю. Я поняла, что, если не сбегу, он меня заметит и все-таки убьет. Он ведь и бросил-то меня на улице, когда счел, что я умерла, а во второй раз уж точно…
Ренслир напряженно склонился к девушке и спросил:
— Кто «он» и что именно с вами произошло?
Глава 32
— Прошло уже больше года, но я все помню, как сейчас, — тихо начала свой рассказ Агния.
В ту ночь, когда ей не посчастливилось встретиться с преступником, она поскандалила с управляющей борделя, где работала. Девушка, которая в то время называла себя Жози, пришла на работу уже пьяной, да потом вместо того, чтобы развлекать клиентов, приложилась к алкоголю еще. Так как она целый день не ела, развезло ее знатно. Начальница отчитала ее, но, вместо того, чтобы взяться за ум, Жози начала огрызаться, и в конце концов выбежала из дома терпимости на улицу.
Так как она ушла в пылу ссоры, то даже не подумала одеться, и выскочила в ночную прохладу как была: в короткой юбочке и корсете. Было холодно, однако, алкоголь все еще продолжал бродить в ее крови, поэтому вместо того, чтобы вернуться в бордель и забрать пальто и платье, она пошла домой пешком.
По дороге-то она и встретила хорошо одетого господина в качественном пальто и в котелке.
— Он выглядел как какой-нибудь бизнесмен средней руки. Среднего роста, полноватый, лицо в оспинках. Ничего особенного. Таких клиентов в нашем заведении было пруд пруди, — рассказывала женщина, покачивая на руках немного притихшего малыша.
Мужчина начал клеиться к замерзшей девушке, но сперва она не хотела соглашаться — она ведь не работала прежде на улице, но он начал предлагать все больше денег за то, чтобы она согласилась поехать к нему домой. В конце концов Агния согласилась: то ли повлияла мечта о лучшей жизни, то ли алкоголь повлиял.
— У него был собственный магомобиль, — продолжила женщина, — я согласилась сесть в него. Дальше я помню очень смутно, — нахмурилась она. — Он предложил мне одеяло и фляжку с каким-то напитком. Я заснула. — Она сглотнула, прижалась щекой к лобику притихшего почти засыпающего малыша, а потом тихонько продолжила: — это было похоже на дурной сон. Когда я пришла в себя, то обнаружила, что одета в чужое платье и привязана к стулу. Передо мной был большой стол, накрытый на две персоны. Тот господин сидел напротив и будто пытался вести со мной какие-то светские беседы. Он будто не понимал, что происходит. Называл меня чужим именем. «Алисией», как мне кажется. Я ничего не понимала, начала кричать, дергаться и пытаться вырваться из веревок. И тогда он рассвирепел. Он дал мне несколько пощечин, а потом и вовсе уронил стул со мной, отпинал…. а потом вдруг резко успокоился, поставли все обратно, как было, и продолжил разговор. Я испугалась, очень. Мне было больно, я плакала, но он будто не видел моих слез. «Как тебе суп, Алисия?» — спрашивал он, хотя мои руки были привязаны к ручкам стула, и я не могла попробовать ничего.
— Вы можете описать помещение, в котором находились? — встрял Ренслир.
— Какой-то старый особняк, — покачала девушка головой. — Такое впечатление, что он заброшен и слуг нет. По крайней мере, я больше никого не видела, да и пыль кругом лежала толстым слоем. Вещи дорогие, но какие-то устаревшие и потертые. Все время было темно, он не зажигал много свечей, не использовал осветительных артефактов, все окна были задернуты тяжелыми шторами. Будто ему хотелось находиться в полумраке.
— Чтобы не видеть, что перед ним никакая не «Алисия», — тихо пробормотала я. — Чтобы не ломать свою фантазию…
— Я пыталась отвечать ему, как он того хотел, я была очень напугана. Но он сперва смеялся из-за моего провинциального говора, говорил, будто я специально коверкаю слова… а потом опять меня избил. В этот раз я потеряла сознание. Так повторялось несколько раз, только в себя я приходила в разных местах: то за столом, то на диване с томиком стихов или перед пианино. Он требовал от меня поддерживать светскую беседу, читать стихи или играть на инструменте. Сперва шутил, будто… будто все хорошо, будто он то ли муж мне, то ли близкий друг. А потом… на него будто что-то находило, он свирепел: душил, избивал, наслаждаясь моим страданием. «Ты сама виновата в этом, Алисия, тебе не стоило злить меня», — приговаривал он. Особенно злился, если я говорила, что никакая не Алисия.
Она подошла к нам ближе и протянула вперед свою левую руку, и я увидела, что пальцы на ней будто искривлены:
— Он переломал мне пальцы крышкой от пианино в отместку за то, что я не умею на нем играть, а он хотел сыграть в четыре руки, — пояснила несчастная женщина. — После я еще приходила в себя, но совсем не была ни на что способна из-за боли. В конце концов он опять избил меня, очень сильно бил головой о стол. Я почему-то поняла, что теперь он меня все-таки убьет, как ту неведомую «Алисию». И я притворилась, что не прихожу в себя. Это было очень тяжело — не стонать и не подавать виду, что бы он со мной