Потом он вернулся на сцену.

На сцене человек со светящимися голубыми рожками произнес на высокой ноте:

— Парадокс состоит в том, что удар постоянного тока может стать фатальным, а воздействие переменного совершенно безопасно.

Он пропустил через себя ток гораздо более высокого напряжения, чем тот, который убил Кеммлера.

Загремели аплодисменты. Он вновь воспарил над сценой в овациях. А когда опустился, мир уже переменился.

После представления запыхавшиеся репортеры спрашивали его, сколько вольт он пропустил сквозь себя.

— И вам ничего не угрожало?

— Когда вы впервые дотронулись до провода?

— Вы были уверены в своих расчетах?

— Только в себе, — отвечал Тесла, теряя дыхание. — Я использовал только себя.

Письмо Мое Медичу

Париж — клякса — клякса, 1892

Дорогой мой король вальсов, извини, что сразу тебе не ответил. Столько всего произошло. Как жар доменной печи, слава опалила мое лицо. После успешной лекции в Нью-Йорке меня пригласили выступить в Лондоне и Париже. И так вот:

Уезжаю, моя вила,

Пусть нас Бог благословит.

Знай, тоскую без тебя я,

Слезы горькие я лью,

Моя вила дорогая…

Собрался я быстро. Мой стеклодув Хидерсаль сделал светящиеся тела различной формы.

Лучшим отрезком пути стал его конец.

В Лондоне все было таким серым, что казалось, все там слеплено из одной материи. Магический туман душил драгоценный свет. Люди были одеты в туман, сгустившийся в материю. Золотое половодье поглотило парламент на картинах Тёрнера. Я долго любовался обоями Уильяма Морриса и ел недожаренную баранину.

Мой друг Вестингауз предупредил, что англичане обожают предрассудки, которые внешне выглядят безобидно, но изнутри начинены островным чувством юмора. (Вестингауз предупредил меня, с помощью чего они привносят беспокойство в душу путешественника. При этом он употребил слова «холодность», «невыносимое самодовольство» и даже «отвратительная надменность».) Я же пришел к противоположному выводу. Абсолютно. В феврале я читал лекцию в Лондонском королевском институте. Ты знаешь, что ток в тысячу вольт убивает. В Королевском институте я пропустил сквозь свое тощее тело двести тысяч вольт и ничего не почувствовал. Искра ущипнула меня только в самом начале, но и этого я мог избежать. Такой ток не убивает. Этот ток, Моя, колеблется несколько миллионов раз в секунду. Нервы человеческого тела не в состоянии прочувствовать это колебание…

На сцене я касанием зажигал разные осветительные приборы, изгоняя из зала мрак. Я выразил убеждение, что не только зажигать лампы, но и включать моторы можно на большом расстоянии, не связывая их проводами с источником энергии.

Я, мой Моя, старался не надоедать тебе жалобами, когда ночевал в полицейских ночлежках, где нищие царапали небритыми щеками одеяла. Сейчас постараюсь уберечь тебя от хвастовства. Но все-таки это успех.

Огромный.

Мировой.

На лондонской лекции присутствовали избранные — сэр Уильям Крукс, лорд Кельвин, сэр Оливер Лодж, сэр Уильям Прис. Газеты подчеркнули, что я держал их в напряжении два часа.

Мне нравится честная традиция английского индивидуализма. Никогда я не чувствовал себя настолько в своей атмосфере, как в Лондоне. Крупные газеты, а особенно иллюстрированные журналы, публиковали рисунки, сделанные на моей лекции. Большинство этих картинок изображали меня в обнимку со снопом электрических искр. Один заголовок гласил: «Мистер Тесла играет с молниями и громом». Лорд Рейли вдохновил меня своими бакенбардами. Он сказал, что я обладаю особым талантом изобретателя и потому мне следует сосредоточиться на одном великом деле. Сэр Уильям Прис показался мне странным. Он напомнил мне известного портного Мурка из Марибора. Я, собственно, так и не смог понять, то ли муха залетела ему в нос, то ли он пытался галантно улыбнуться. Разговор с ним привел меня к размышлениям над тем, как передавать без проволоки голос и картинки. Это, Моя, что-то вроде телепатии с небольшой механической поддержкой.

Уильям Крукс хотел с помощью электричества прекратить затяжные дожди, которые тиранят остров.

Я подружился с лордом Кельвином, высоколобым мудрецом с обвисшими веками, который верит, что феномены электричества и жизни идентичны.

Наконец профессор Дьюар усадил меня в личное кресло Фарадея, налил мне виски из бутылки Фарадея и попросил прочитать еще одну лекцию. Я ощутил теплоту старого кресла и согласился. Вершиной моего визита в Англию стало избрание в действительные члены Лондонской академии наук.

После многих треволнений на острове я пересек бурный Ла-Манш. Уже вторую неделю я отдыхаю в парижском отеле «Де ла Пэ». Познакомился с бельгийским принцем Альбертом и продал немцам права на использование моих патентов. Столько всего произошло, что мое медленное перо не поспевает за событиями. После Парижа хочу отправиться в Лику. Считай это письмо предисловием к долгим разговорам.

Сердечно твой (без подписи)

P. S. Коллега д'Абронваль показывает мне Париж и пытается совратить меня.

— Не хочу!

— Надо! — давил на Теслу коллега д'Абронваль.

Оба ученых стояли перед плакатом Лотрека, побледневшим от дождя. На первом плане был изображен худой мужчина с цилиндром. За ним, в окружении силуэтов мужчин и женщин, девица выбрасывала ногу из розовых нижних юбок.

— Вы должны! — нажимал на Теслу д'Абронваль и буквально заталкивал его в «Мулен Руж».

Хозяин кивнул официанту, и перед ними возник столик с цветами и бутылкой вина в серебряном ведерке.

— О-хо-хо! — вздохнул хозяин.

Истерично заиграл оркестр. Зазвенели бокалы. Тесла обнаружил, что тут сидят провинциальные банкиры со столичными актрисками и какая-то остроумная молодежь.

Бельгийский принц Альберт опоздал. Столик ему поставили у самой сцены. Принц помахал рукой д'Абронвалю и знаменитому Тесле, приглашая их сдвинуть столы. Тесла дал множество интервью… Столько, что…

— Я читал! Давайте поговорим! — старался перекричать музыку принц.

— Вам осталось только познакомиться с Господом Богом, — рассмеялся д'Абронваль.

Красота некоторых женщин была просто невыносима. Между тем Тесла, рассматривая их украшения, почувствовал во рту вкус крови. Прекрасно одетые тела расцветали гладкими лицами. Гости постукивали по столешницам пальцами и лорнетами. Какая-то безумная компания соревновалась в криках и визге.

— Анкор!

«Музыка пароксизма», — подумал Тесла.

Что среди буйного веселья творилось с душой, тонущей в густом мраке и темном подсознании? Что было с душой, превратившейся в глубоководную рыбу?