Коко Дансени.

Когда я узнала эту новость, я и без того уже была выведена из себя. Из-за Арианы, жены певца из нашей лучшей рэп-группы, маленькой белой стервы, которая считает, что на нее возложена миссия защищать своего дорогого негра. Рок-журналы, телевидение, фирма грамзаписи, конечно же приятели, организаторы концертов — все те, кто помог «сфабриковать» успех ее вечно возбужденного мужа, отныне находились у нее под подозрением. Теперь, перед любой инициативой, требовалось получить добро у особы с горсткой турецкого гороха в голове вместо мозгов. Потому что ее белая задница вскружила голову Бобби, она считала себя Эвитой Перон[95]. Каким тоном она со мной разговаривала! Они оба страшно задавались. Она сделала из самой симпатичной канальи в Париже зануду, который все время и ко всему придирался. Сегодня утром это было особенно невыносимо. Она требовала, чтобы я позвонила в журнал «Экспресс» и запретила им печатать фотографию Бобби с Нельсоном Манделой. Не буду говорить вам, сколько дипломатических усилий за два года до этого пришлось проявить «Континенталь», чтобы добиться для рэпера аудиенции в Кейптауне. Бедный Нельсон Мандела: все черные старлетки планеты хотят оказать ему почести. Если он будет соглашаться, то всю оставшуюся жизнь только и будет делать, что принимать заверения в почтении к нему. Короче говоря, мы добились допуска туда для Бобби. Благодаря отрывку, который он сочинил для пропаганды борьбы со СПИДом и включил в альбом «Анфуаре». И потому что бывший южноафриканский президент хотел, чтобы ему объяснили эту историю с платками у мусульманок в парижских пригородах. Напоминаю вам, это было в 2003 году. Посол Франции в ЮАР уже защищал наше дело, но Бобби оказался вторым официальным рупором по вопросу о светском характере школы во Франции. Как если бы Четвертая республика послала Эдит Пиаф судьей на Нюрнбергский процесс! Безумие какое-то. Не стоит и говорить, что Бобби подготовили заранее досье на эту тему, мы все за это взялись. Результатом были довольны: хотя нам предоставили около десяти минут, встреча затянулась и заняла гораздо больше времени. При выходе оттуда Бобби буквально порхал от радости. Целых три месяца он только и говорил, что о своем новом божестве. И вот сегодня утром его подруга больше не желает, чтобы фото, на котором запечатлен этот славный тет-а-тет, появилось в печати. «Экспресс» должен сконцентрироваться на самом Бобби, на его послании и конечно же на ней.

— Кончайте ваш номер с добрым черным Бананиа. Бобби — француз. Не стоит изображать его в виде попавшего в город банту, который приходит выразить свое почтение Дяде Тому. Если бы вы читали тексты его песен, вы бы знали, что он говорит о безработице, о насилии, о любви, о Саркози, о Франции, о том, что нас интересует. Забудьте это фото, Бобби — не бронзовый поклонник черного далай-ламы. Лучше напечатайте снимки с нашей свадьбы. Он женился на белокурой эльзаске, и мы пропустили этап с кюре и с имамом. Это интересно, и это показывает кое-что о так называемой религиозной войне в пригородах…

Читали ли мы его тексты?! Несчастная идиотка. Мы их писали за него, его песни! Но ей на это было наплевать. Ей было важно одно: чтобы ее фото было в «Экспрессе». В момент паломничества к святому Нельсону Бобби не пожелал взять с собой свою белую милашку. С тех пор положение изменилось. Ариана взяла над ним власть. Он теперь был только с ней и для нее. На вопрос журнала «Inrocks» «Кого вы любите по-настоящему?» Бобби ответил: «Мою публику». Это было слащаво и претенциозно, но в некотором роде искренне. Ариана устроила из этого целую драму. Мне уже тогда пришлось звонить, прося внести в текст поправку. И тут все началось снова. Потому что договариваться с «Экспрессом» придется мне. А потом неизбежно выслушивать комментарии этой фальшивой девки, когда она будет листать журнал:

— Конечно, они убрали фотографии с Нельсоном Манделой. Это всегда так. Они думают, что мы можем вести диалог только с неграмотными у себя на лестничной клетке…

Короче, было 11 часов утра, я заканчивала пить уже четвертую чашку кофе за утро, и лучше было ко мне вообще не приближаться, когда мне позвонила секретарша Оливье. Меня ожидали там. Это случается со мной не каждый день. Оливье вообще человек очень закрытый. Изящный, молчаливый, холодный, вежливый, одетый в серый или темно-синий костюм, он проскальзывает по коридорам «Континенталь» и если случайно заходит в какой-нибудь из кабинетов, то незаметно, как пыль. Он почти не открывает рта во время совещаний. Сомневаюсь, чтобы до прихода к нам он когда-либо покупал компакт-диски. Если только Баха или что-нибудь в этом роде. Он получил повышение не в силу заслуг, а из-за статистики. Вопрос престижа: нужно было, чтобы в группе был выпускник Национальной административной школы. И сразу мы обзавелись бухгалтером. На своем первом обеде в дирекции он высказал так мало идей, что все стали задаваться вопросом, действительно ли он учился в этой знаменитой школе. «Да, два или три дня», — ответил всем Ренар, всегда злословивший.

Потом выяснили, что до прихода к нам Оливье сделал довольно неплохую карьеру высокопоставленного чиновника. В Министерстве внутренних дел! Не стоит и говорить, сколько об этом судачили в кулуарах. Полицейский во главе фирмы грамзаписи. Все считали этот выбор бессмысленным. Я первая. Я ошибалась. Наши рэперы и слова по этому поводу не сказали. Всегда разговаривая со мной, как со своей рабыней, и осыпая всяческими оскорблениями полицейских, они отказались от всех своих предрассудков перед тем, кто держал в своих руках их судьбу. Я и сама привыкла к нему. Оливье старался, ходил на концерты, приглашал звезд нашей фирмы к себе на обеды, а главное, улучшал финансовые отчеты. На их результаты с восторгом реагировала фондовая биржа, а меня он изводил в сто раз меньше, чем Ренар. Одна загадка оставалась полностью нераскрытой: какие резоны побудили владельцев фирмы взять на этот пост выпускника Национальной административной школы? Ну что ж, в тот самый момент, когда я села напротив Оливье в его кабинете, я получила разгадку.

Насчет того самого момента я преувеличиваю. Оливье всегда делает небольшую паузу, прежде чем обратиться к тем, кого вызывает к себе, как будто ждет, когда прозвучат три удара. Итак, я села и я ждала. К счастью. Если бы я не опустилась в кресло, то от удивления рухнула бы на пол. Оливье говорил в своей манере, не спеша, тщательно выстраивая информацию. Всегда создается впечатление, что он читает с телевизионного суфлера или диктует своей секретарше. Очень просто: у него слышны знаки препинания.

— Мне позвонили с площади Бово. Там находится Министерство внутренних дел. У меня там осталось несколько хороших друзей. Они сказали мне, что в комиссариате восьмого округа Парижа была зарегистрирована жалоба на Брюса. Ее подала некая Аньес де Курруа. Я не буду вам описывать ее, вы знаете ее лучше меня. Только к полицейским она пришла с загипсованной рукой на перевязи. В ее заявлении нет ничего двусмысленного: это Брюс ее поколотил. Три дня назад, в вечер концерта Моби, в «Бристоле».