— Пожалуй, я откланяюсь, учитель.

— Не учитель я тебе, — благодушно ответил он. — Мог бы запомнить.

Вылетал я из транса в уверенности, что Айлинг под ненужными веществами, и с желанием, чтобы к нему постучалась Илинель. Она точно разозлит учителя до степени, необходимой для отползания. А то и откатывания. Шарик из моей бывшей подруги получился бы зачетный. Кстати, об Илинель. Защиту-то я не восстановил. Пришлось перед сном заняться, а то визит бывшей любовницы был бы сейчас некстати. Желание проверить, как там дела у Мальцева, я в себе подавил: слишком я сейчас был уязвим перед учителем, выдернуть ему меня — раз плюнуть. Поэтому я навертел на себя все доступные мне защиты и только после этого отправился спать.

Как ни странно, выспался я прекрасно, настроение не испортила даже обычная утренняя каша, которую почему-то мама считала самой нужной и правильной едой. К каше я добавил бутерброд с таким толстым слоем колбасы, что она примирила меня не только с необходимостью доесть кашу, но и с необходимостью вести застольную беседу. Так-то я бы предпочел ее избежать, но по новостям ничего интересного не показывали, про вчерашнее срабатывание магии у Ждановых больше ничего не говорили, проскользнули лишь туманные намеки о терках между двумя немаленькими кланами, в котором один проявил необычайную изобретательность, походя унизив другой. Надо же, Лазаревы нагло присвоили себе мое достижение! Сначала я почувствовал злость, и только потом сообразил, что это мне на руку, в отличие от разборок со Ждановым.

— Ваша классная звонила, — неожиданно сказала мама. — Спрашивала, не нанимали ли мы репетиторов по математике.

— Угу, — буркнул я, тщательно пережевывая бутерброд. Как говорил Айлинг, магу мало положить пищу в рот, нужно еще ее правильно употребить.

— Что угу? — спросила она. — Мне кажется, она намекает на репетиторство. Спросишь, сколько она берет за час? Вдруг поможет.

Сказала она это неуверенно, словно сомневалась в моих силах справиться самостоятельно не только с математикой, но и с разговором с учительницей.

— У меня за последнюю контрольную по алгебре пять, какое репетиторство?

— Пять? — поразилась мама. — Как так?

— Нашел один сайт, — небрежно бросил я, — на котором все правила так объясняют, что никаких проблем больше не возникает. Математика прекрасна и легка, она как музыка, только воплощена не в звуке, а в цифре.

— Скажешь тоже! — засмеялась мама. — Да ты у меня поэт.

— Поэт не поэт, но мне уже пора, а то опоздаю.

Я торопливо допил чай, которого оставалось глотка два и рванул из кухни.

— Времени же еще много, — удивилась мама.

Но так казалось только ей, поскольку мне надо было добраться до гаража, подновить там заклинания, и только потом идти в школу. Причем сделать это так, чтобы никто ничего не заподозрил.

До гаража я пробежался легкой трусцой, по дороге крутя в руках мячи для гольфа. Пальцы уже не казались такими неуклюжими отростками, как были при моем вселении, но работать было ещё над чем.

В гараже никаких критических проблем не обнаружилось, процесс шел своим чередом, поэтому я просто подновил защиту и рванул в школу. Отвод глаз снял буквально перед поворотом к ней и, как оказалось, поторопился.

— Привет, Ярослав, — заступил мне дорогу Глаз. — Разговор есть.

— Долгий?

— Да не особо. Димана Мальцевы задолбали, — сразу пояснил он проблемы. — Он теперь почти безвылазно сидит с сеструхой, чтобы нас не подставить. — Я хмыкнул, и Глаз сразу добавил: — Ну, и тебя тоже. Мы про тебя ни полслова никому, зуб даю.

— И чего от меня хочешь?

— Может, ну их, этих Мальцевых? Сестра Димана уже сама за него не согласна. Там дедуля Мальцевых, — Глаз с отвращение сплюнул на землю, — мерзкий такой старикашка, на нее наезжает так, что она вообще не рада, что с Мальцевыми связалась. Не хочет она, короче, за этого Андрея.

— Им решать. Я‑то тут при чем?

— Так у того крыша поехала, — охотно пояснил Глаз. — Говорит, только на ней женюсь, мне посланец бога сказал, а против бога идти нельзя. Может, опять посланцем побудешь? У меня бизнес страдает.

Я фыркнул. Бизнес у него страдает. Не получается отжимать без свидетелей телефоны и синтезаторы. Кстати, у меня так и валяется дома синтезатор в чехле, а мог бы на нем пальцы тоже поразминать… Но время, где его взять на все?

— Че ржешь? — буркнул Глаз. — Тебя бы так обложили. Разрулишь?

Я задумался. Снимать проклятие всегда сложнее, чем накладывать, тем более что несколько дней уже прошло, оно прижилось, укоренилось и сроднилось с Мальцевым-младшим. Приказать Андрею больше не приходить к Ольге — так он же на стену полезет, слишком жесткое условие.

— Они от вас все равно не отстанут, если наехали. Разрулю — начнут выяснять, как вы до посланца бога достучались. А так вы не при делах.

— Зарраза.

Глаз грязно выругался и опять начал плеваться, хорошо не на меня, но проходящий мимо Игорь испуганно отшатнулся и бросил на меня умоляющий взгляд, сигнализируя всеми частями тела о своей просьбе. Я сделал вид, что не вижу его судорожных подергиваний, и сказал:

— Я подумаю, что можно сделать. Но как мне кажется, чем сейчас меньше вмешиваться, тем быстрее Мальцевы успокоятся. Все, мне пора.

— Погодь. Ждановых тоже ты?

— Че сразу я? — удивился я настолько фальшиво, что у самого зубы свело. — Я что, единственный маг в Белоорске?

— Понятно. — Глаз кивнул, его протезный глаз завращался, пытаясь охватить все 360 градусов обзора. — Маг ты не единственный, но… Эх, не хотел же связываться с магией, но Диман настоял.

Он развернулся и потопал по своим делам, а я по своим.

Первым уроком у нас был немецкий. Я привычно направился к своей последней парте, вертя в голове разговор с Глазом и думая, как отыграть ситуацию с Мальцевыми, которые взяли Хрипящего с сестрицей в оборот, как вдруг обнаружил вопиющую неправильность. За моей партой с удобством расположилась Полина и сейчас вызывающе смотрела на меня, заложив ногу на ногу. Белая блузка перестала казаться строгой, во-первых, потому что она была расстегнута если не до пупа, то до очень хорошего обзора, а во-вторых, дополнялась коротюсенькой юбкой. Похоже, Полина собралась развязывать настоящие боевые действия. Жаль только, не учла, что приз в моем лице завоевываться не собирается.

— Ермолина, ты ничего не попутала? — спросил я и бросил рюкзак на стул.

Садиться я пока не торопился: Полина заняла стратегическое место у окна и с ее стороны стояло разлапистое дерево в кадке, поэтому если она захочет занять другую парту, ей придется лезть через мое место.

— Где хочу, там и сижу, — фыркнула она и поправила и без того аккуратно лежащий учебник немецкого.

— Раньше ты хотела сидеть в другом месте.